У оружия было изогнутое лезвие длиной восемь дюймов, острое, как бритва, и рукоять из полированного дерева.
– Как может твой отец наказать меня, Лисма?
Голубые глаза девушки неожиданно повлажнели, и по щеке скатилась слезинка. Все‑таки она была женщиной… Но где‑то в самой глубине ее глаз горела жестокость и таилась ненависть. И когда Лисма заговорила, голос ее был тверд.
– Тебя привяжут к столбу на вершине горы и оставят в пищу стервятникам. Это медленная и ужасная смерть… – Девушка покачала светловолосой головкой, потом протянула руку к кинжалу. – Я знаю, Блейд, ты променял мою любовь на месть Галлиганту, но не желаю тебе такой смерти. Вот почему я принесла кинжал.
Странник посмотрел на оружие, криво улыбнувшись.
– Ты думаешь, я воспользуюсь им?
– Если у тебя хватит мужества. Это лучше, чем стервятники.
Он кивнул.
– Да, согласен.
Лисма поднялась с табурета и шагнула к нему.
– Я сейчас уйду, Блейд, и больше мы не увидимся. Возможно, у меня будет твой ребенок… Но я надеюсь, что этого не случится, иначе мне придется убить его – даже если он в самом деле сын бога.
Блейд был потрясен. Он ждал чего угодно, но такое заявление…
– Почему ты хочешь убить наше дитя? – резко спросил он.
Голубые глаза девушки сузились, и от ее холодной улыбки дрожь пробежала по спине странника. Он чуть не позабыл, что она – дочь племени хиттов, и только потом – женщина.
– Я хотела понести ребенка от тебя, но меж нами не было любви – это одно. Потом ты заговорил о любви и я поверила тебе… полюбила тебя… и это – совсем другое! Но ты лгал, Блейд! Ты солгал мне и с моей помощью обманул отца! Я не хочу носить твое дитя. Прощай, Блейд, – она повернулась к двери. – Не забудь про нож.
Лисма ушла. Блейд сидел в задумчивости несколько минут – перед тем, как воспользоваться кинжалом. Но по‑другому, чем предлагала Лисма.
Он выдрал длинный шест из деревянной рамы, служившей основанием его ложа, и примотал к нему рукоять кинжала полоской необработанной кожи. Получилось грубое копье.
Затем странник подбросил дров в очаг, а когда они хорошо разгорелись, добавил сырых веток и покинул хижину. Как обычно, дул сильный северный ветер; до заката оставалось около часа. Блейд подошел к каменной стенке на краю утеса, сложенной из валунов, и бросил взгляд на юг. Неподалеку пролетел человек‑птица, окинув его внимательными суровыми глазами; затем крылатый исчез за дальним краем утеса.
На юге, за горными хребтами, тянулось побережье, изрезанное бухтами и заливами, с песчаными и галечными пляжами, полого спускавшимися к воде. Блейд знал, что там еще лежат трупы павших в битве, а также их доспехи и оружие; хитты обычно не хоронили своих воинов. Если он сумеет пробраться на берег, то получит шанс… Но уходить нужно прямо сейчас! В любой момент Кровавый Топор может перейти от размышлений к делу.
Работать придется в темноте. Неприятная перспектива, но ничего не поделаешь. Ждать еще день нельзя, придется рискнуть… Он поднимется на воздушном шаре, и неизвестно, к чему приведет это путешествие… Блейд снова взглянул на горные пики, пламенеющие ледяным серебром в надвигающихся сумерках, и пошел обратно к хижине. Ожидание бесполезно и опасно. Он двинется в путь, полагаясь на свою удачу.
Когда солнце село, дверца люка с легким шорохом откинулась на кожаных петлях. Блейд почувствовал стеснение в груди и затаил вздох. Неужели пришли за ним? Он потянулся к самодельному копью. Если казнь назначена на этот вечер, ему остается только подороже продать свою жизнь – иначе, связанный и беспомощный, он станет добычей стервятников.
Из люка появилась рука, держащая миску; затем последовал кувшин с водой, рука исчезла и крышка захлопнулась. |