|
— Недавно ты запер всех сутенеров у нас внизу. И в жару пытал их в запертой камере. Они блевали, как коты. Не спрашивай, откуда я это знаю. Я все знаю, Мок. Один из сутенеров сказал, что вы хотели запугать их, потому что они не делились с тобой прибылью… Не спрашивай, откуда я это знаю! Молчи, Мок, а то я прикажу заковать! — крикнул Мюльхауз, видя, что допрашиваемый резко встает со кресла. — Сядь! Молчи и слушай! Малыш Максим Негш не хотел делить с тобой деньги. Ты хотел напугать его и изуродовать его девочек, потасканных шлюх Мензель и Хадер. Ты хотел вырвать у них зубы. Но все вышло из-под контроля. Ты был расстроен, с тяжелым похмельем… Был жаркий день, а все знают, что ты не любишь жару… Ты не выдержал… Одна стала тебе противиться. Ты задушил верещащую, непокорную шлюху! А вторая видела… Ну ты задушил вторую. Так было, Мок? Именно так было?
— А когда я вырвал им зубы? После смерти? И зачем, если я их уже убил? На память? — У Мока уже дрожала только одна нога, которая — упершись носком ботинка в пол — подпрыгивала теперь в быстром темпе. — Ты меня об этом не спрашивай, мужик! — прошипел Мюльхауз, растягивая по-силезски последнее слово. — Это ты мне скажи! — Меня подставили, понимаете? Кто-то летом, тогда в июне, напоил меня, снял отпечатки пальцев и отобрал у меня ремень! Он хотел, чтобы мои отпечатки были как можно более реальными, видимыми без всей этой дактилоскопической техники, поэтому он вымазал мне руку краской… Ведь ему не нужно было этого делать. Отпечатки были у него… На ремне… А потом он убил обеих девушек и оставил мои отпечатки на орудии убийства. Вчера на меня тоже напали, после того как я вышел из какой-то забегаловки… — Из какой забегаловки? — Забегаловка без вывески на Антониенштрассе. Когда я вышел отлить во двор, кто-то оглушил меня и подвез в участок (комиссариат), где находится при исполнении исключительно строгий службист, начальник участка Шульц. Этот кто-то украл мои документы, зная, что таким образом он заставит Шульца провести дактилоскопические идентификационные действия, как это профессионально называется. Кто мог знать столько об идентификации и об очень обязательном начальнике участка XII? Это, должно быть, какой-то бандит, который когда-то имел дело с Шульцем и со мной. Вероятно, он сидел в этом участке под арестом. Теперь он мстит мне за что-то, разве вы не понимаете? Все это нужно проверить. Я это проверю. Это, в конце концов, pro domo mea! — Сначала скажи мне, видел ли кто-нибудь эти твои пальцы, покрытые розовой краской. Может ли кто-нибудь подтвердить твой рассказ о них? Как ты попал из Дойч Лисса? Ты же был голым и пьяным! — Запер меня на местном посту тамошний полицейский вахмистр. Я не знаю, как его имя. Я сказал ему, что я из полицайпрезидиума. За мной приехал Смолор и отвез домой. — Может ли этот полицейский из Дойч Лисса или Курт Смолор подтвердить розовую краску на твоих пальцах? Мок снова начал потеть сильнее, а его колено подпрыгнуло. Он спрятал лицо в ладонях. Под мышками растекались мокрые пятна. — Никто не может это подтвердить, — ответил он, — я прятал руку, мне было стыдно за эту розовую краску. — Почему? — Еще бы Смолор подумал, что я урод, который красит ногти… Что я напился где-то в компании уродов, принимаемых за женщин… Мюльхауз встал с кресла и обошел стол. Он подошел к большому шкафу, где стояли черно-белые папки. На их корешках виднелись аккуратно выведенные цифры. Он провел пальцами по этим загадочным номерам. — Послушай, Мок, — тихо сказал он, — я участвовал в разгадывании большинства содержащихся здесь дел. |
