— А сейчас семнадцать тридцать три. Прошло пять часов без малого. Два отделения, «Скорая помощь», можно сказать, в числе контактных. Это только навскидку, а если по инструкции, то весь корпус закроется. Бригада «Скорой» инфицирована на сто процентов. Ладно, пиши заключение по микроскопии, рапорт на мое имя, руководству я позвоню сам. И вот что еще. Это помещение пойдет под мойку. Ты попадаешь в категорию контактных. Как все чашки и среды уложишь в термостат, поедешь в карантин. Понял? Семье сказал?
Лаборант промолчал, но заведующий по глазам понял, что это его подчиненный сделал первым делом. Нарушение инструкции, разумеется. Но стоит ли его за это винить?
«Звонить своим? — подумал Георгий Шарифович. — Город ведь закроют».
Он ощутил, как голова вдруг наполнилась звоном, а в глазах замелькали звезды. Левая рука онемела, за ней словно исчезла вся левая половина тела. Он, не находя опоры в левой ноге, начал заваливаться и рухнул посреди лаборатории. Уголок рта безвольно опустился. Георгий Шарифович захрипел на полу, нелепо размахивая правой рукой.
Лаборант все понял. Налицо имелись все признаки инсульта. Пришлось вызвать «Скорую», и только после того, как начальника увезли, лаборант толкнул дверь в кабинет Георгия Шарифовича.
Переступив порог, он подумал немного, затем решительно снял трубку «красного телефона», служившего для прямой связи с главой областного Роспотребнадзора.
— Людмила Сергеевна? — не представившись, произнес он. — У нас два ЧП. Во-первых, Георгия Шарифовича хватил инсульт, и я отправил его на «Скорой». Во-вторых…
Он сделал паузу, собираясь с духом.
— Что такое? — раздался в трубке взволнованный женский голос.
Лаборант закрыл глаза, словно собираясь шагнуть в бездну, и доложил:
— На основании микроскопического анализа материала легочной мокроты, доставленной из больницы «Скорой помощи», у нас очаг по форме А20.2. Пока только по стеклам, серию на средах надо переделывать в условиях лаборатории особо опасных инфекций. Георгий Шарифович в курсе, собственно, я выполняю его распоряжение.
Лаборант хотел назвать свое имя и должность, но услышал в трубке частые гудки.
— Вот и все. Машинку запустил — пробормотал он себе под нос. — Главное, чтобы семья успела уехать в деревню.
Он набрал номер жены, но, едва услышав ее голос, понял, что она осталась на работе, а не едет в электричке с детьми.
— Не уехали? — спросил он.
— Ты что, серьезно? — Интонация была сварливая и скандальная. — То есть я должна все бросить?
— Нет, ты уже ничего не должна. Город закроют самое позднее через полчаса. Через час максимум. На въезд и на выезд. Меня не жди. Сидите дома, на улицу не выходи и детей не выпускай.
— Что ты несешь? Ты выпил, что ли?
— У нас в городе очаг чумы. — Он наконец выдавил из себя слово, которое никто пока так и не мог произнести. — Легочная форма. Передается воздушно-капельным путем при любом контакте. Смертность у нее почти сто процентов. Девяносто девять с гарантией. Это если не лечить. А если лечить, то девяносто пять. То есть если из вас кто-то заболеет, то уже не выживет, скорее всего, никто. Так тебе ясно?
— Ты что, не мог это прямо сказать? — В голосе жены послышались истерические нотки.
— Не мог, — устало ответил лаборант. — Иногда надо просто делать, что тебе говорят. Впрочем, наверное, теперь уже все равно.
Он полностью выключил мобильник, понимая, что жена теперь не устанет названивать, облокотился спиной о стену и снова закрыл глаза. |