— Оставайся на посту! — отрезала она. — Ты получил приказ. Я смогу с ним справиться.

8

С большинством мужчин это могло бы не сработать, но наемники были не из умных. Охранник кивнул, повернулся и снова принялся расхаживать. Далгетти пошел по тропе к дому.

Человек у двери поднял ружье.

— Эй, стоять! Вначале я должен вызвать мистера Банкрофта. — Часовой вошел в дом и нажал на кнопку интеркома.

Далгетти, застывший в нервном напряжении, которое могло мгновенно вылиться в движение, ощутил укол страха. Успех всего плана зависел от дьявольской случайности — могло произойти что угодно.

Послышался голос Банкрофта:

— Это вы, Елена? Молодец, девочка, хорошая работа! Как вам это удалось? — Теплота тона, различимая за волнением, заставила Далгетти на мгновение подумать о том, какие отношения существуют между этими двумя.

— Я расскажу вам наверху, Том, — ответила она. — Это не для чужих ушей. Но не снимайте патрули! На острове есть еще существа, подобные этому.

Далгетти мог вообразить, как ожил в душе Томаса Банкрофта первобытный страх, древний инстинкт, зародившийся в те века, когда ночь была ужасом, подстерегающим за пределами маленького круга света от костра.

— Хорошо. Если вы уверены в том, что он не станет…

— Он у меня на мушке.

— Все равно я пошлю дюжину охранников. Не спускайте глаз с него!

Из барака выбежали люди — должно быть, они ждали приказа. Вокруг Далгетти сомкнулось кольцо жестоких лиц, настороженных взглядов и нацеленных ружей. Они боялись его, и страх делал страшными их самих. Лицо Елены было совершенно непроницаемым.

— Идемте, — сказала она.

Один человек шел в нескольких футах перед пленником, то и дело озираясь. Двое — по бокам. Остальные замыкали шествие. Елена шагала среди них, и дуло ее оружия смотрело ему в спину. Они прошли по длинному красивому коридору и ступили на движущуюся лестницу. Глаза Далгетти пристально вглядывались в каждую деталь. Он спрашивал себя, сколько еще времени вообще сможет что-нибудь видеть?

Дверь в кабинет Банкрофта была приоткрыта, и оттуда доносился голос Тайи. Он звучал спокойно и не дрожал, несмотря на то что весть о поимке Далгетти должна была стать для Тайи тяжким ударом. Очевидно, он продолжал разговор, начатый ранее:

— …Наука действительно прошла долгий путь. Фрэнсис Бэкон много размышлял о человеческом разуме. Буль сделал кое-что в этом отношении. Изобретение символической логики являлось одним из главных шагов к разрешению проблемы.

В двадцатом столетии некоторые из попыток получили более полное развитие. Появился психоанализ Фрейда и его последователей, с чем, конечно, связаны первые реальные упоминания о человеческой семантике. Были предложены биологические, физические и химические подходы к человеку как к механизму. Пользующиеся сравнительными методами историки, такие как Шпенглер, Парето и Тойнби, поняли, что история не цепь случайностей, но ряд образцов.

Кибернетики развили концепции гомеостазиса и обратной связи, которые подходят как к личности, так и к обществу в целом. Теория игр, принцип последнего усилия и генерализированная теория познания Геймля указали на базисные законы и аналитический подход.

Наконец, появилась новая символика в логике и математике, ибо проблема состояла теперь не столько в сборе данных, сколько в создании стройной символики, позволяющей систематизировать данные и указать путь к новым. Огромная часть работы Института состояла просто в сборе и синтезе всех ранних находок.

Далгетти ощутил прилив гордости. Пойманный в ловушку и беспомощный среди врагов, находящихся в плену амбиции и страха, Майкл Тайи все еще был способен играть с ними в кошки-мышки.