Там лежало несколько писем, которые пришли, пока я находился в Нью-Йорке. Машинально я взял их: счета, какие-то рекламные листки. Пачка уже подходила к концу, когда я наткнулся на почтовую открытку, это было правительственное послание. На обратной стороне была напечатана какая-то форма. Я прочитал.
Участковая призывная комиссия № 217.
Воинская повинность.
Повестка.
Военнообязанный — Фрэнсис Кейн.
Приказом № 549 присвоен класс — IA.
Участковая призывная комиссия.
25 июня, 1941 г.
Сигарета уже почти закончилась, я погасил ее в пепельнице и направился в спальню и, только протянув руку к выключателю, понял, что до сих пор держу в руках повестку.
Я выключил свет и швырнул повестку в комнату. Черт с ней. Завтра с утра позвоню Карсону, и он все уладит.
Эпилог
Мартину стало нехорошо, он опустился в кресло и уставился на Жанет.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он дрожащим голосом.
Джерри тоже посмотрел на жену. Его заинтриговала эта история, и теперь ему хотелось знать ее конец. Напряжение исчезло с его лица, он откинулся в кресле.
— Мы все знали, что Рут ждет ребенка, — начала Жанет, усаживаясь таким образом, чтобы видеть их обоих. — И когда мы получили от Фрэнка эту страшную телеграмму, что Рут умерла в родах, но в которой ничего не говорилось о ребенке, мы решили, что он тоже умер. Но мы ошиблись.
Ты, Мартин, в это время был уже за границей, и все, что мы могли сделать, это написать тебе о том, что произошло. Через месяц уехал Джерри, и, казалось, жизнь остановилась на некоторое время.
За несколько недель до возвращения Джерри ко мне пришел посетитель. Это был капеллан из части, в которой служил Фрэнк. Он видел Фрэнка мертвым. Мы уже знали, что Фрэнк погиб, я получила об этом известие из Министерства обороны от шестнадцатого апреля. Но капеллан Ричардс привез письмо от Фрэнка, которое тот просил вручить мне лично.
Капеллан устал, казалось, прошла вечность с того момента, когда он спал последний раз.
Пушечная канонада теперь была едва слышна. Еще вчера здесь размещался полевой госпиталь, а сегодня он уже превратился в тыловой, так как за одни сутки фронт переместился на тридцать миль. Но раненые еще продолжали поступать. Доктора трудились не покладая рук, и все же перед операционной стояла очередь.
Капеллан вышел из небольшого здания, превращенного в госпиталь. Возле него на земле лежали раненые, дожидавшиеся своей очереди в операционную или отправки в тыл. Уже почти наступила ночь, первые звезды забрезжили в небе. Он медленно брел мимо раненых к своей палатке. Ему необходимо было выспаться, он не мог больше обходиться без сна, даже если в этом сне он увидит их лица, белые от боли, и услышит их голоса, полные страдания.
Он медленно брел к своей палатке, опустив голову, спотыкаясь, сердце его изнывало от боли.
— Капитан Ричардс, — услышал капеллан чей-то голос.
Вернее, он почувствовал его, так как это был скорее зов души, а не тела. В нем почти не было боли, царившей вокруг. Капеллан остановился.
— Капитан Ричардс, подойдите сюда, — голос был слабым, но настойчивым.
Капеллан пошел на звук, ища глазами человека, который звал его. Мужчина лежал на земле вместе с другими ранеными. Он был закутан в одеяло, поверх которого выглядывало его бледное лицо. Капеллан не узнал этого человека и опустился на колени, чтобы лучше разглядеть его.
— Капитан, — сказал мужчина, — вы не помните меня?
Капеллан покачал головой. Столько людей прошло перед ним.
— Я Кейн, помните? — спросил раненый.
И капеллан неожиданно вспомнил. |