Капеллан достал сигарету и вставил раненому между губ. Губы его были холодными и тонкими. Он почувствовал, как они зашевелились под его пальцами, произнося слова благодарности. Это было похоже на поцелуй.

Он отвернулся и полез за спичками, но когда снова повернулся к раненому, тот уже был мертв.

Он перешел в мир иной без слов и движений, даже глаза его остались открыты. В них было осмысленное выражение, и они казались живыми. Некоторое время капеллан смотрел в них. Сейчас они были такими ласковыми и нежными, какими не были прежде. Таких теплых глаз он никогда не замечал у живых людей. С них упала вуаль.

В них светилась благодарность.

— Капеллан обещал Фрэнку, что лично передаст письмо, и он сдержал слово. Он сказал, что Фрэнк хотел, чтобы мы прочитали его, собравшись все вместе. — Жанет посмотрела на мужа.

— Так вот почему ты ничего не говорила мне раньше, — заметил Джерри, — а только сказала, что капеллан рассказал тебе о ребенке?

— Я хотела, чтобы вы вдвоем услышали это письмо, — просто ответила Жанет. Она подошла к небольшому бюро, стоящему в углу комнаты, и достала оттуда письмо. Став посередине комнаты, она начала читать. Голос ее звучал тихо, спокойно, но в нем чувствовались нежность и тепло. Письмо было датировано 5 декабря 1944 года.

«Дорогая Жанет.

Я пишу письмо, которое, надеюсь, ты никогда не получишь. Очень непривычно писать письмо, которое, может быть, никогда не будет получено, но еще более непривычно представить себе, что оно все-таки будет получено. Если ты все-таки получишь мое письмо, то это будет означать, что я мертв. То, что я пишу его, совсем не означает, что у меня есть предчувствие смерти, просто я не исключаю того, что в один прекрасный момент могу внезапно умереть.

Кажется, что уже много лет прошло с того момента, как мы высадились на побережье, но на самом деле это было всего лишь в июле. За это время многое улеглось в моих мыслях и приобрело законченный смысл. Многое произошло, что я хотел бы рассказать тебе, и многое хотел бы узнать от тебя.

Как-то давно Марти сравнил меня с Гитлером. Тогда я рассмеялся, не поняв, что он имел в виду. Теперь я понял. Я понял это, живя с Рут, за эти последние пять месяцев, проведенных в Европе. Я понял, что нельзя жить, не обращая внимания на общество и на так называемого простого человека. Если так жить, то это значит не обращать внимания на себя самого.

И я начал задумываться над тем, что сделало меня таким, каким я стал. И тогда я впервые понял, что меня сделало таким одиночество. Человек может жить один, деля свое жилище с двадцатью другими людьми, но не деля при этом ни с кем свое сердце. Именно так я и прожил большую часть своей жизни, пока не женился на Рут.

Как ты знаешь, Рут умерла в родах. Не знаю, знаешь ли ты, что ребенок остался жив. У нас сын.

Я никогда не думал о детях и не хотел их иметь. Но Рут сказала: «Я хочу от тебя сына. Я хочу его по многим причинам. Потому что это снова будешь ты, и ты сможешь быть рядом со мной даже тогда, когда будешь далеко. И я смогу отдать ему, а значит и тебе, всю свою любовь, заботу и мечты, которых ты был лишен. Подари мне ребенка, дорогой, и я снова смогу вырастить тебя, ты проживешь другую жизнь». Так она сказала мне.

И когда родился наш сын, а она уже знала, что умрет, она прошептала мне: «Не бросай его, Фрэнки. Дай ему детство и мечты, пусть он вкусит радость юности и вырастет мужчиной, которым он сможет стать. Дай ему все, что я собиралась дать ему.»

Я пообещал ей, что выполню ее желание.

Но прежде всего я должен был вернуться домой из армии. И когда я подумал, что этого может не произойти, я забеспокоился, сумею ли я сдержать свое обещание. Поэтому я прошу тебя помочь мне сдержать его. Впусти нашего сына в свое сердце и в свой дом, дай ему свое имя и все, что, я знаю, ты можешь дать ему.