Древнюю расу марсиан, обитающую на четвертом огрызке, не слишком-то занимал контакт с Землей. Нимфы радостно носились по его поверхности, учились жить, и восемь из десяти погибали во время учебного процесса. Взрослые марсиане, разительно отличающиеся формами тела от нимф, толпились в сказочно прекрасных городах и были так же спокойны, как нимфы непоседливы… хотя их мозг жил богатой и насыщенной жизнью.

Взрослые не были освобождены от работы в человеческом смысле этого слова – они присматривали за планетой… рощам надо было говорить, когда и где вырастить нимф, прошедших «ученичество», надо было собирать их в рощах, лелеять, оплодотворять; появившиеся в результате этого яйца надо было тоже лелеять, внимательно за ними присматривать, обеспечивать все условия для нормального их развития, а выполнивших свое предназначение нимф надо было уговаривать бросить свои ребячьи выходки и превратиться во взрослых. Все делалось в свое время, но это было для марсиан не большим «трудом», чем дважды в день прогуливать свою собаку для человека, управляющего в перерывах между этими прогулками корпорацией общепланетного масштаба… хотя для существ с Арктура-3 эти прогулки могли бы показаться, единственной формой работы магната (раба этого пса).

И марсиане, и люди относились к жизненным формам, обладающим самосознанием, однако развивались они в совершенно разных направлениях. Все человеческие поступки, все человеческие мотивы, все человеческие надежды и страхи управлялись неудобным, но странно прекрасным способом репродуцирования и постоянно носили на себе его отпечаток. На Марсе было то же самое, но наизнанку. В основе марсианского способа лежала, как и во всей этой Галактике, двуполость, но у марсиан она имела так