Дочка спала на диване в обнимку с дедом. Уткнулась лицом в его плечо и тихо посапывала. Все же сказалась на девчонке бессонная ночь.
Павел Антонович во сне блаженно улыбался. Впервые в своей жизни спал вместе с внучкой и радовался большому теплу маленького человека.
Рядом с ними, сидела в кресле Наталья Никитична. Вязала носок, распущенный котом.
Как только услышала, что Сашка закончил разговор, спросила:
— Неужели в деревню собрался переехать, к Ивану? Иль лучшего не сыскал?
— А что в том плохого? Жилье будет, голодными не останемся. Чего надо? В городе где жилье сыщу? Да и работу найти сложно.
— Зато заработки много выше. И Анна станет цивилизованным человеком, а не пастушкой.
— А ты оставишь нас у себя жить? — спросил, глянув в глаза матери.
— Нет! Только не это. Я не знаю, как эти три дня пережить. Вынесу ли такое наказание!
— Чем же так помешали? Порог едва успели переступить, стакана воды не выпили.
— Мы слишком разные!
— Мам, но мы родные люди!
— Ну и что с того? Мы слишком долго жили в разлуке. А когда вместе были, радости от того не было. Сплошные переживания и ссоры. Я не хочу их повторения. Опять начнутся бабы, водка, домой станешь возвращаться под утро, снова свяжешься с какими-то придурками, опять зачастит к нам милиция, а мы с дедом нянчись с Анькой. А она у тебя вон какая грубая и дерзкая. Никакого уважения к старшим. И главное, совершенно не воспитана. Ею никто не занимался, это сразу видно.
— Тогда чему удивляешься, что уезжаем в деревню? Там никто вот так не скажет об Аннушке. Она сделала тебе замечание, а ты ее возненавидела.
— Ну, тут ты перегнул!
— Да что там, сказал правду. Зато, когда уедем, никто друг другу не потреплет нервы. Вы заживете спокойно, а мы постараемся не приезжать и не тревожить вас.
— А я и не позову. Подумаешь, беда большая. Сколько лет врозь жили и ничего, никто не скучал.
— Эх, мама! Ну, почему ты моя мать? Холодная и бездушная, что в тебе от матери? Столько лет прошло, ты даже не спросила, как я жил, почему ушел от Ленки, как попал на зону? А упреками засыпала. Сколько лет твоим обидам. Меня изменили годы, но мои беды для тебя чужие. Не знаю, за что зову матерью, ведь родного в тебе нет. А жаль. Ведь даже взрослому человеку нужно тепло и хоть капля понимания. В твоей душе такого нет. Ты, как мамонт, замерзший во льдах, какой уже никогда не оживет.
— Много ли ты знаешь о жизни, и о нас с отцом. Ты жил чужим с самого детства и никогда не считался с нами. Почему я должна интересоваться той бабой, с какою сошелся? Мне и без слов понятно, что произошло. Она наставила тебе рога, ее натура потаскухи была видна еще тогда. Но ты не поверил никому и даже обиделся. А ведь она до конца останется в шлюхах и не станет нормальной женщиной. Ей это не дано. О тебе и спрашивать не хочу. Слишком много пороков. Потому, ты, конечно, прав. Твое место только в деревне. В городе обязательно влипнешь в какую-нибудь историю и снова попадешь в тюрьму.
— Ох, и злая, сама желчь и ненависть.
— Глупый!
— Да уж какой есть. Я, практически, вырос без тебя, хотя ты была рядом, как луна. Все видела, но ни разу не согрела и не порадовала. Не зря Аннушка тебя не признала, не потянуло к тебе дочку мою.
— Не велика беда. Она вся в тебя, — пошла открыть дверь на раздавшийся звонок. Это пришел Максим.
Проснулся и Павел Антонович. Осторожно вытащил руку из-под головы Ани, слез с дивана, чтоб не задеть и не разбудить внучку.
— У нас гости! — объявила Наталья Никитична Максиму и тут же успокоила:
— Они ненадолго, всего на три дня.
— Выходит, дачу отложили?
— Пришлось. Не оставишь же их одних в квартире. |