Я знал, что и паспорт, и остальная часть моей легенды были подлинными.

Пока мы с Волкодавом и Сидором были в Греции, нашли и детский дом, где я по идее воспитывался до шестнадцати лет, и техническое училище, куда меня направили, чтобы я продолжил свое образование, и завод, на котором мне довелось работать около трех лет, пока не уволился в связи с уходом в армию, и воинскую часть, где я дослужился до прапорщика-сверхсрочника, а затем попал под сокращение.

Все соответствовало действительности, за исключением одного: прапорщик Листопадов погиб в Таджикистане под обломками взорванного «борцами за свободу» дома вместе с семьей — женой и двумя малышами.

Просветили меня и насчет других деталей легенды: все мои фотографии, у кого они сохранились, были изъяты, родителей жены прапорщика тайно переселили за Урал, а сослуживцев, помнящих Листопадова, перевели в другие части, вымарав из послужных списков данные о их совместной службе.

Правда, товарищей по оружию осталось всего ничего: многие, как и прапорщик, были погребены под обломками того же злосчастного дома.

Скорее всего, документы готовились для кого-то другого — уж больно оперативно сработали подчиненные Кончака в России.

Но меня это не касалось. Мне нужно было легализоваться. А моя ксива и впрямь была железной. Если, конечно, не сильно глубоко копать.

Так что сидевший в кресле гражданин начальник, как и полковник Кончак, скорее всего, работал в военной разведке. И возможно, выполнял его поручение. А иначе откуда бы ему знать мои установочные данные?

Но, наученный горьким опытом, я не верил никому и ничему. А потому решил повременить с откровениями.

— Неплохо, неплохо… — сказал лысоватый. И добродушно ухмыльнулся. — Вас невозможно застать врасплох, — продолжил он. — Для военного разведчика это огромный плюс.

— Во-первых, к военной разведке я не имею никакого отношения. А во-вторых, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ладно, я не буду вас больше провоцировать, прочитайте ваше досье сами.

Лысоватый кивнул, и здоровяк передал мне тощую папку с грифом «Совершенно секретно». При этом он не упустил момента поиграть своими внушительными мышцами.

Чудак-человек… Он думает, что сила в больших мышцах. Это опасное заблуждение.

Настоящая сила состоит из многих компонентов. И главный из них — твердость духа. А следующий — бесстрашие. И так до бесконечности. Без масла в голове это трудно понять…

Немного помедлив, я недоуменно пожал плечами и раскрыл папку. Притом с обидой: могли бы для меня и расстараться, купить что-нибудь получше.

А я держал в руках обычный канцелярский ширпотреб с ботиночными тесемками.

Данных было немного; по объему — несколько машинописных листов. Всего ничего. Кое-что из того, что находилось в досье, я уже знал — мне рассказали Волкодав и Сидор.

В общем, ничего нового о себе я не узнал. За исключением некоторых предположений. Которые, как говорится, к делу не пришьешь.

А ведь на теплоходе нас могли и подслушивать, так как, опьяненные воздухом свободы, мы болтали, совершенно не таясь и не стесняясь в выражениях.

Конечно, беседовали мы не среди пассажиров, и даже не вблизи их, а в уединенных местах, чаще всего на верхней палубе, у борта. Но при современном уровне специальной техники подслушать нас было раз плюнуть.

— Вы меня с кем-то путаете, — сказал я невозмутимо. И положил папку на стол. — Мои документы у вас?

— У нас, у нас… — развеселился старший. — Нет, вы и впрямь мне нравитесь… прапорщик Листопадов, ха-ха-ха… Меня зовут Евгений Викторович.

— Очень приятно… — вежливо буркнул я.