Комната находилась на втором этаже. Опустив меня в холле на пол, Сафин принялся показывать свой дом. Внутри он показался мне еще больше, чем казался снаружи. Он был просто огромен! Особенно добили меня зимний сад на первом этаже и крытый бассейн. Рядом с бассейном была какая-то выложенная мозаичным мрамором баня (Вирг Сафин объяснил — турецкий хамам) и нечто вроде спортзала, в котором не было ни одного тренажера.

Сафин сказал, что спортзал был уже в планировке, и он не стал ничего менять. Но сам он спортзалом не пользуется, потому, что не любит спорт. «От спорта мне становится на душе плохо. Словно тупею», — сказал Вирг Сафин, и я полностью согласилась с ним.

На первом этаже была библиотека, где было совсем немного книг («Не люблю читать. Книги меня пугают. Как по мне, так все книги — отражение больной фантазии автора, ничего больше», — сказал Вирг Сафин). Еще меньше было настоящих картин («Не терплю большинство современных художников. В большинстве случаев это просто раскрученные дешевки и бездарности. Ни за что не стал бы держать в своем доме современные картины!»).

Дальше на первом этаже были гостиные и гостевые комнаты. Все очень дорогое, обставленное эксклюзивной мебелью, и парадно-официальные. Парад долларов и евро. Но, несмотря на свою роскошь, эти комнаты выглядели пустыми — в них не было души.

Личные покои Сафина располагались на втором этаже. В конце коридора я увидела лестницу.

— Она ведет в башню, в мою мастерскую-студию, — пояснил Сафин, — Он закрыт.

Сафин махнул рукой в сторону запертых дверей («гостевые спальни, кабинет и моя — увидишь ее потом») и провел в полуоткрытую дверь, первую от лестницы. Чем это было «увидишь ее потом», я так и не поняла: обещанием или угрозой?

— Итальянская комната. Моя самая любимая, — пояснил Сафин. — Я специально обставлял ее так, чтобы в ней было уютно, тепло и светло.

— Почему итальянская? — удивилась. — Ты так любишь Италию?

— Не об этом речь! — Сафин небрежно махнул рукой. — Конечно, Италия хороша, и отдыхать на Адриатике здорово. Но я назвал ее итальянской, во-первых, потому, что всю мебель выписал из Италии. А во-вторых, потому что… ты не поверишь! Я страшно люблю пиццу.

— Пиццу?! — я смотрела на него во все глаза.

— Ну да! Вкус из детства. Когда я ем пиццу, у меня возникает такое светлое, радостное чувство. Вот я и придумал сделать комнату, в которой бы возникало такое светлое, радостное чувство, как в детстве, когда я впервые в жизни попробовал пиццу. Знаешь, это было, когда впервые в жизни я оказался в самом настоящем кафе и попробовал пиццу. Это было для меня таким немыслимым счастьем! Я такого никогда не испытывал — ни до того дня в детстве, ни позже. Вот я и решил сделать себе комнату, которая чуть-чуть будет напоминать, вызывать это ощущение.

Рассказ Сафина автоматически зафиксировался в моей голове и словно отложился в определенную папку. И я еще раз дала себе слово фиксировать, откладывать в памяти такие моменты, чтобы разгадать тайну жизни Вирга Сафина.

Когда же я увидела эту комнату, то поняла, что он имеет в виду. Эта комната была такой, из которой не хотелось уходить, не говоря уже о роскошно накрытом столе, стоящем посередине.

По краям стола стояли вазы с огромными букетами роз: ярко-алыми и белыми. Розы источали такой же пьянящий аромат, как и персики. И, смешиваясь, запахи создавали какую-то диковинную смесь. Было лучше, чем самые дорогие духи, правда!

Оторвав взгляд от персиков, я разглядела огромную коробку с конфетами, пирожными в шоколадной глазури, торт и дорогое шампанское (кажется, настоящий «Дом Периньон» — я боялась поверить своим глазам).