— Постой, Вершигора, — я почувствовал что-то важное, но не мог понять что. — Извини, не говори пока ничего.

Еще совсем недавно у меня было такое же предчувствие. С чем оно связывалось? Люди на местах… Люди на местах… Сто тридцать второй номер… Джафаров… А что если?

— Вершигора, «семерка» твой телефон слушает?

Генерал на всякий случай промолчал. Потому сегодня — веселое время, а связь работает так здорово, что ваш разговор может слушать кто угодно, даже сосед по блокиратору.

— Ничего, у нас своя связь, — успокаиваю генерала, бегу в переднюю и достаю из бокового кармана плаща телефонную трубку. А потом я передумал звонить. Потому что, если коньяк и действует на меня, но не до такой степени, чтобы я полностью доверял бесконтрольности этого известного многим номера.

— Товарищ генерал, на секундочку, выскочу освежиться, — бормочу я, быстро скатываюсь вниз по лестнице и выхожу на свежую прохладу воздуха. Самое приятное, меня никто не сбивает с ног и не волочит, куда кому вздумается. Зато тут же тормозит рядом машина, а вторая, на противоположной стороне улицы, моргает фарами.

— Найдите Рябова, — командую в окошко, — если он в офисе, пусть оттуда не выходит.

Машина сорвалась с места только после того, как я вернулся на лестничную клетку, где продолжал стоять парень со странным отсутствующим взглядом. Это, наверняка, на него выстрел в сердце действует, решил я, присаживаясь на диванчик в кабинете Вершигоры.

— Так что же Баранаускас? — возвращаю Вершигору к началу бестактно прерванной беседы.

— Он сейчас выполняет особые поручения.

— Связь между Москвой и Южноморском?

— Это тоже. Но согласно оперативно-розыскным данным…

— Извините, товарищ генерал, мы не на планерке у председателя горсовета. Давай проще, Вершигора, а то я в вашей терминологии путаюсь.

Проще, конечно, было бы, если Вершигора вместо этой формулировки заявил: «Согласно стуку моих осведомителей». Я не переживаю по поводу стукачей, у меня самого их, думаю, не меньше, чем у генерала. Разве что их положение в обществе покруче, а, генерал? Тьфу ты, видно, коньяк действует, «Камю» этот многолетней выдержки в баре Вершигоры. Я уже его, партнера, за стукача поиметь решил. Извиняюсь, генерал, даже мысленно, но все равно, пардон.

— Ладно. Баранаускас вместо родного Каунаса почему-то отправился в Питер. Четыре года назад. А там происходили некоторые события, привлекшие внимание нашего руководства. Только не перебивай, а то что-то непонятное. Ведь всего одну бутылку трахнули. Давай я кофе заварю — и тогда порядок будет.

Кофе Вершигора заварил отвратительно, но тем не менее я его кулинарные способности вслух не оценивал. А даже такой пережженный допинг благотворно сказывался на ясности мыслей. В том числе и собеседника. Вершигора рылся в ящике стола.

— Вчерашний день ищешь? — спросил я.

— Папиросы где-то еще были, — продолжал свои поиски генерал.

— Возьми мои, — протягиваю Вершигоре пачку стомиллиметрового «Пэлл-Мэлла».

— Ну их, — отмахнулся генерал, — они вонючие.

Наконец, Вершигора выудил из ящика стола россыпь папирос и с наслаждением затянулся «Беломор-каналом».

— Так что там в Питере случилось, генерал?

Вершигора положил свою громадную ладонь на старенькую папку, из которой предварительно извлек несколько бумажек и безо всяких шпаргалок начал рассказывать:

— В Питере жил один парень, так себе, ничего особенного, фарца мелкая, схлопотал три года условно.