— Тогда я имел в виду сына. А запоны, скорее всего, помыл его папа драгоценный. Ты не волнуйся, сынок не подкачал, весь в папочку. И если старший Велигуров ковырялся в Сергиевом Посаде, переименованном в честь своего соратника Загорского, возможно…

Я не сказал Студенту — возможно проверить, кто работал в одной упряжке с Велигуровым. Архивы чекистов — это не старинные произведения искусства, оттуда ни одна бумажка не пропадет. Но слишком много времени прошло с тех пор, как страна была разграблена окончательно и бесповоротно, так, что всем захватчикам, вместе взятым, и не снилось. На мою долю достается лишь жалкие остатки былой роскоши. Поэтому не стоит тратить времени, есть запоны Бориса Годунова — и слава Богу. Нужно быть поскромнее, хотя, уверен, только этой уникальной находкой Студент не ограничится. Может ему звание академика купить, так это сейчас запросто, столько стран развелось и каждая друг перед другом нос дерет. Так, сколько у них академиков? Пятьсот? Пусть у нас им назло будет восемьсот!

Только академические лавры Студента вряд ли обрадуют. Потому что он привык заниматься работой, дающей конкретный результат. И работа эта, кстати, определенных затрат требует. Только на каталоги, книги, журналы Студент тратит больше, чем дозволено всем библиотекам расплодившихся национальных Академий наук. Так что, пусть он лучше остается без звания. В конце концов академик Студент звучит довольно смешно.

51

Приехав в офис, я не застал Марину на ее рабочем месте, а Рябова в своем кабинете. Кабинет был заперт на ключ, на двери висела пыльная табличка с надписью «Не беспокоить — идет совещание». Эту табличку мне презентовал начальник отдела специально-проектного строительного института. В связи с хроническим отсутствием работы, он перестал играть с коллегами в преферанс, прикрываясь этой табличкой.

Я спокойно открыл дверь своим ключом и срочно начал беспокоиться по нескольким причинам. Рябова в кабинете не было. Зато откуда-то в нем появился болеющий начальник отдела снабжения. И до того бодро он скакал между радиатором и письменным столом, что я сходу уверовал — усиленная кормежка для собак пошла Косте на пользу.

Константин вошел в такой раж, что не заметил появления хозяина. Он пытался добраться до Марины, она находилась в том положении, которое должна была придать коммерческому директору. Только почему-то вместо Рябова к радиатору была прикована наручниками сама Марина и ее рот, заклеенный куском пластыря, не давал высказаться по этому поводу.

Я развернул Константина, расскакавшегося не ниже пикинеса, отметил, что на его мордочке, кроме синяков, наставленных главным инженером, появились свежие украшения. И хотя в голубых глазенках начальника отдела снабжения по-прежнему горел боевой собачий огонек, военный пыл Кости немного поугас. По-видимому, я был отчасти виноват в его поведении: если Константин сожрал столько легендарного «Гри Пала», по всему видно, способствующего быстрому выздоровлению, так это усиленное питание в конце концов было моей затеей. Несмотря на такое обстоятельство, я коротко ударил начальника отдела снабжения в челюсть, после чего он молча лег посреди письменного стола, наглядно доказывая: даже постоянное употребление целебных собачьих консервов не служит гарантией от дальнейшего ухудшения здоровья.

Я подошел к Марине, сорвал со рта пластырь, тут же положил ладонь на ее губки и тихо заметил:

— Только не ори громко.

Марина не издала других звуков, кроме смачного плевка в сторону. Из одежды на ней оставались многочисленные побрякушки, сильно смятое платье, задранное гораздо выше колен, замечательные сапоги и наручники. Неподалеку от радиатора валялись разрезанные колготки и трусики.

— Марина, ты все-таки не справилась с Рябовым… — заметил я.

— Здоровый бугай, — наконец раскрыла рот Марина, которая изучила Сережу во всех отношениях, — нужно было добавить, я же говорила… Пожалела, дура.