— Не напирайте, гражданин, — приветствует меня скромный труженик общепита, — свободных мест нет.

На мне длинные брюки, поэтому криминала за собой не чувствую и с достоинством спрашиваю:

— А вот за тем столиком, видите, так всего один товарищ сидит?

— Столик заказан, сейчас люди подойдут.

— Ну, считайте, что один уже подошел.

Он переводит взгляд на Игоря, тот командно кивает, и тут же разглаживаются начальственные морщины на невысоком челе белой куртки, лицо приобретает доброжелательный оттенок, и с ноткой уважения он бормочет:

— Проходите, пожалуйста, приятного аппетита…

Судя по тому, с какой скоростью уничтожается здесь съестное, аппетит поголовно у всех приятный. А раз хорошо клиентам, то обслуживающему персоналу еще лучше.

— У меня здесь встреча, так что извини, — Шелест жестом предлагает присесть рядом.

— А если найдутся желающие занять свободные места за твоим столиком?

— Не волнуйся, за троечку этот цербер ляжет костьми, но никого к нам не пустит.

— А потом настучит об этой встрече…

— Ты какой-то издерганный стал. Разве настоящие люди будут обсуждать громкие дела в какой-то забегаловке? Все хочу тебя спросить, Андрюшка к тебе не заходил?

— Нет, вообще давно его не видел.

— А если он у меня появится, что передать?

— Скажи, что соскучился. Сколько ему стукнуло?

— Пятьдесят, но держится молодцом, как молодой совсем.

— Ты смотри, я думал, что он все-таки моложе. В общем, передавай привет.

— Слушай, давай на футбол сходим.

— Ты знаешь, я футболистов не люблю.

— Отчего так?

— Много лет назад был в Харькове на соревнованиях. Пошли мы с Сеней Капраловым в ресторан. А там табличка на дверях, вроде той, что здесь, мол, в джинсах вход запрещен. С дураками спорить бесполезно, поворачиваем назад, а тут смотрим — мимо швейцара спокойно прошел в зал Леня Буряк во «Вранглере», тогда еще просто мастер спорта. Швейцар перед ним чуть ли не по стойке «смирно» дверь распахивал. Узнал. А вот Сеню Капралова, чемпиона мира и Олимпийских, заслуженного мастера спорта в упор не увидел. Так что не люблю я футболистов; к тому же выбрыки они себе позволяют какие хочешь: чуть что — плюнул на тренера, на команду — перешел в другую. Попробовал бы боксер так себя вести — канул бы в неизвестность. А тут, любой кандидат… Да что говорить, недавно читал сборник фельетонов, старый, там «Звездная болезнь», Нариньяни писал. Мол, ату футбольную звезду Стрельцова, зарвался, получил двенадцать лет, всем урок на будущее. Стрельцов плевал на фельетон и на эту книгу, срок полностью не отмотал, продолжал играть. А правдолюбец Нариньяни вскорости и сам сгорел…

— Дела давно минувших дней, — выслушал мой монолог Игорь. — Значит, футбол откладывается.

— Значит так. Пойду домой. Посплю пару часиков.

— Три часика, — уточнил Игорь, бросив взгляд на свой «ролекс».

— Будь здоров, — сказал я и прошел мимо цербера, сдерживавшего наплыв посетителей мощным корпусом.

Придя домой, я действительно завалился спать: Игорь будет через три часа, и я должен отдохнуть перед разговором с ним, потому что дал согласие помочь реализовать орден Андрея Первозванного за не такую уж бешеную цену, какой может показаться кому-то пятьдесят тысяч рублей.