– Американцы построили первый космический авианосец! – Макарь размахивал сигаретой, почти как дирижерской палочкой. – Свершилась мечта идиотов! На борту – почти сто шаттлов, неспособных уходить в «искажение».

– Корабли орбитального боя, – уточнил я. – В межпланетном пространстве от них толку не будет.

– Зато они смогут «выносить» станции, объекты на планетах и лунах.

– Если авианосец не будет уничтожен сразу после того, как он выйдет из «искажения», – заметила Антонина и потянулась к Димке, сжав в губах незажженную сигарету. Макарь чиркнул зажигалкой, двинулся девушке навстречу.

– Да, авианосец – цель соблазнительная для противокосмических систем, – добавила Ира.

– Соблазнительная… – повторили мы с Димкой в один голос и заржали. Свинтусы. Американцы тоже постарались – слишком уж бросалась в глаза фаллическая форма их последней боевой машины. И я представил, как какая-нибудь дама-полковник противокосмической обороны отдает приказ в пылу сражения: «Из рельсотронов и лазеров! По американскому члену! Огонь!» Впрочем, с американцами мы теперь на одной стороне, хотя в прошлом немало копий было сломано. Так что дама из ПКО должна быть не с Земли, а «мумией»… И в следующую секунду сделал вывод о том, что я уже порядочно принял на грудь, если строю столь ступенчатые ассоциации.

Ира задумалась – обижаться ей на наш гогот или нет, но Макарь взял ситуацию под контроль.

– Обожаю наших девушек! Только они могут находить романтику в суровых буднях Дальнего космоса!

– Они ее не находят, – подхватил я. – Они ее создают!

И, не помню, в который раз, выпили за девушек.

Затем Димка и Антонина снова пошли танцевать, и по характеру их танца мы с Ирой решили, что наших друзей стоит оставить наедине. Объявили им, что хотим подышать морозцем, подхватили шинели и вышли из квартиры.

Перовский «термос», как и остальные «термосы» Москвы, обогревался за счет компактного фотонного реактора Крылатых. В квартирах держалось около двадцати градусов, а вот в коридорах и на лестницах было прохладно.

Мы пробирались через паутину бельевых веревок и занавесы только что постиранных простыней и пододеяльников. Старая мебель вдоль стен, полки с цветами в горшочках, детские гравипеды и разбросанные игрушки, собачьи подстилки и миски – так выглядел человеческий термитник изнутри. А за тонкими дверями находились похожие на осиные соты каморки, в которых обитали упрямцы, патологические патриоты города или те, кого никто не ждал за пределами промороженной Москвы. За одной дверью кто-то рыдал, за другой – декламировал стихи, за третьей занимались любовью, за четвертой шел неторопливый разговор. На общей кухне жарили фарш, из открытой двери душевой тянуло запахами шампуня и мочи.

Поднялись на крышу.

До звезд можно было дотянуться рукой. И удивительно чистым казался воздух после тяжелого духа многоэтажного общежития, хоть в носу и пощипывало от мороза.

Высота каждого «термоса» впечатляла. Они возвышались над старыми постройками, точно айсберги над океанской волной. Снега намело прилично, из сугробов торчали обледенелые мачты антенн. Прожектора сияли вдоль периметра крыши, лили свет на пустынные улицы.

Мы остановились возле ограждения. Я поправил шинель на Ириных плечах, поднял ей воротник. Ира прильнула ко мне, и я обнял ее в ответ, прижавшись щекой к пахнущим духами волосам.

Мы смотрели на темную стену ледника. Она казалась незыблемой. Но скоро льды сомнут и раздавят старую столицу, сотрут в грязь старые и новые здания, мосты и памятники. И лишь вьюга будет стонать и завывать над белой пустыней.