– Ну все, Петер, вылезай из постели! Полицейские приехали, хотят с тобой поговорить. Я уже поставила кофе вариться, – с этими словами Сонья сорвала с него одеяло и сильно дернула за шнур, отчего штора взлетела вверх, лишний раз перекрутившись. Он просто ненавидит, когда жена так делает. Штора застревает, и потом приходится долго с ней возиться, чтобы все поправить. Хлынувший в комнату свет резал глаза, а мышцы ныли, все до единой.

– Про Рубена я им и так уже все рассказал. Мне нечего добавить. Я пришел, а он лежит мертвый в кровати. Больше ничего не знаю.

Инспектор Еспер Эк сидел на кухне и наблюдал, как Сонья ходит от буфета к столу и обратно, доставая все новые коробки с печеньем. Такие же жестяные красно‑желто‑зеленые коробки разных размеров, чтоб их можно было сложить друг в друга, были у его бабушки. Стол ломился от вкусностей: тут тебе и хворост, и ореховое печенье, и корзиночки с глазурью, и вафли, и солидного размера булочки с шафраном. Затем Сонья выставила шоколадные кексы, рулет с самодельным кремом, песочное печенье с карамелью и бисквиты с кокосом.

– Ой, да что вы, не стоит… – попытался отказаться Эк, но Сонья лишь улыбнулась.

– Уж не знаю, чем потчуют хозяйки на материке, но у нас на Готланде угощенья не жалеют. А что с Рубеном‑то приключилось, страх, да и только! До сих пор не могу поверить. Сначала загубил всех своих голубей, а потом съел ядовитых грибов и еще Берит угостил в придачу. Что она ему сделала, эта милая женщина? Его не разберешь. Беда, просто беда! – Сонья открыла кран с водой, воспользовавшись полотенцем на случай, если кто‑то уже трогал его грязными руками. Она всегда следила за такими вещами.

– Опять попусту языком мелешь, Сонья! – с укором перебил жену Петер Седеррот. Он вышел на кухню уже в брюках и рубашке, но босиком. Носки он тоже пытался надеть, но спину так ломило, что он свернул их и с досадой кинул в Сонью, когда та в четвертый раз пришла позвать его. Он попал ей по крестцу, но жена даже не заметила.

Эк вооружился блокнотом и ручкой, задал стандартные вопросы, а затем стал выяснять детали:

– Теперь давайте все по порядку. Что за дело у вас было к Рубену Нильсону?

Петер объяснил про соревнование, на которое Рубен так и не явился, и описал жуткое зрелище, встретившее его на голубятне. Рассказал, как он зашел к Берит Хоас и как они вместе отправились к дому Рубена и были вынуждены разбить окно, поскольку сосед не отвечал на стук.

– Может, он и вправду лишил себя жизни, как жена говорит, но грибами‑то Берит его угостила, а не наоборот. Я и сам не раз приходил к ней тушеных сморчков отведать, и жив‑здоров, как видите. Готовит Берит отменно.

– На сморчки, говоришь, ходил? – возмутилась Сонья. – Интересно, когда это? А я‑то, дура, и не знаю ничего. Вот и обедай теперь там. Да хоть переезжай вообще! Нет, когда успел‑то? Верно, до того, как я тебе на шею села. Берит от ворот поворот тебе тогда дала, а сейчас передумала, что ли?

– Давайте не будем отвлекаться, – прервал инспектор распалившуюся хозяйку дома, видя, что она уже набрала воздуха для новой тирады.

Муж явно наступил ей на больную мозоль. Если чем и гордилась Сонья Седеррот, так это тем, какой умела накрыть стол, а упоминаний о чужих кулинарных талантах она не терпела. Петер выслушал все упреки совершенно невозмутимо – видно, не впервой. Он сидел за кухонным столом, подперев голову руками. «Выглядит неважно», – подумал Эк, присмотревшись к нему.

– Вы не знаете, кто мог желать Рубену зла? – задал следующий вопрос инспектор.

Строго говоря, оснований подозревать убийство пока не было: никаких внешних повреждений на теле, кошелек с деньгами лежит нетронутый, – но соблюсти процедуру все равно следует.