Обнаружение красноречивых пассатижей заставило Корнея Моисеевича временно отбросить неотложные пенсионные дела и вернуться в стан специалистов, защищающих от взрывов мирных жителей. Сейчас все они вместе со следователем по особо важным делам спешили туда, где только и водится подобное пассатижам высокоспециализированное оборудование — на склад саперно-взрывной продукции ФСБ.

Очутившись возле очередной железной двери, которую, очевидно, узнал по местоположению (с точки зрения Турецкого, она была во всем подобна предыдущим дверям, которые они миновали), Михайлов нажал рядом с ней белую пупырчатую кнопку звонка. Звонка они не услышали, зато в двери минуты через две растворилось оконце, в которое попыталась изнутри просунуться широкая красная физиономия и, не просунувшись, только понапрасну помяв щеки, доложила:

— Капитан Малов слушает. Что надо? Ох, это вы, Алексей Михайлович…

— Открывай, Тарас, — потребовал Михайлов. — Надо поговорить.

Черная борода и суровый тон Михайлова произвели на заведующего складом Тараса Малова столь неотразимое впечатление, что он стремительно впустил всех пришедших в свои владения. Склад представлял собой уходящие в подвальную мрачноватую перспективу многоярусные полки; на ближайших громоздились какие-то ящики. Возле двери помещалось нечто вроде служебного поста, со столом, стулом, настенной заабажуренной лампой и припрятанной в нише тахтой. На столе издавал низкие сердитые звуки готовый закипеть электрочайник: на службе, как, наверное, и мне службы, Тарас Малов предпочитал комфорт… Количество высоких лиц, свалившихся на его голову, заставило капитана мелко засуетиться.

— Алексей Михайлович… Корней Моисеевич… Да вы проходите, присаживайтесь… Может, чайку?

— Некогда, Тарас, — пробасил Михайлов. — Мы буквально на минуту, по делу. Со склада у тебя в последнее время ничего не пропадало?

— Ничего. — В крохотных глазах Тараса, воздетых на начальство, светилась голубая искренность доброго служаки, честно исполняющего свои обязанности. — Хотите, накладные принесу?

— Накладные нам ни к чему. — Потянувшись к розетке, Михайлов выдернул чайник из сети, и он наконец заглох. — Никто тебя не допрашивает, хотя сейчас среди нас присутствует следователь по особо важным делам. Мы просто разговариваем. Понял, Тарас? Пока мы просто разговариваем.

По верхней губе Малова, сизой, как бывает у брюнетов от бритья, поползла капелька пота. Он слизнул ее быстрым розовым языком.

— У нас есть основания утверждать, — напористо продолжал Михайлов, — что со склада все-таки что-то пропало. Подумай, не торопись. Может быть, это пропажа не ближайшего времени. То, что ты ее своевременно не отразил в документах — это служебная ошибка, но не преступление. А вот если человек помогает преступнику, это должно соответствующим образом отразиться на его судьбе… Так что не торопись, Тарас. Обмозгуй ситуацию как следует. Оживи память.

Тарас Малов переминался с ноги на ногу. Если сначала он выглядел человеком лет сорока — пятидесяти, то сейчас выражение лица, смущенно-растерянное, превратило его в мальчишку. Нашкодившего мальчишку.

— Это не иначе Феофанов скоммуниздил… — признался он наконец с отчаянной надеждой, что откровенность избавляет от наказания.

— Какой еще Феофанов?

Оказывается, вот уж скоро как полгода полковник ФСБ Никита Александрович Варенцов повадился бывать у Тараса на складе, вспоминая минувшие дни и битвы, где вместе рубились они… ну рубились, допустим, это для красного словца, но и Тарас Малов не всегда был складской крысой.