Скоро костер, ожив, запылал на краю болот. Болота шептали, невнятно и глухо, словно сожалея об упущенных жертвах. Люди и песиголовцы чувствовали себя на редкость неуютно, ерзали у костра и поминутно озирались, бросая взгляды на просторы болот. Там, вдалеке, посреди клубящихся испарений, мерцали тусклые огоньки, медленно переползая с места на место. Даже рыдожанин Омут не знал, что это за огоньки, хотя видел их нередко и дома.

Тарус долго выбирал подходящее для чародейства место, прислушиваясь к чему-то внутри себя; потом развел небольшой костерок в стороне от основного, сжег несколько пахучих пучков травы, капнул в огонь из пары пузырьков и смазал воткнутый в землю меч чем-то темным. Пламя костерка окрасилось в зловещий зеленоватый цвет, а руны на лежащем тут же мече Вишены слабо зажглись. Звучали негромкие слова заклятья. Их никто не понял, да и не пытался понять. Чародейство — удел избранных. Спутники Таруса просто сидели поодаль у совсем по-домашнему потрескивающего костра и просили богов вернуть Вишену, верного спутника и храброго воина. Больше ничем помочь они не могли, ибо сейчас было время чар, а не клинков.

Наконец Тарус встрепенулся.

— Услышал! — прошептал он. — Теперь ждем!

Спустя какое-то время он велел погасить основной костер и всем уйти куда-нибудь с глаз долой. Уже рассвело, хотя низкие тучи скрывали красное иллурийское солнце. Люди и арранки неохотно убрели за одинокий пологий холм, у едва тлеющего зеленоватыми искрами костерка остался лишь Тарус.

Вишена появился незадолго до полудня. Его нельзя было не испугаться: массивное, покрытое темной шерстью тело, сплошь в тугих буграх мускулов, могучие когтистые лапы, вечно оскаленная клыкастая пасть и маленькие горящие даже в свете дня глазки, не выражающие ничего, кроме ненависти.

— Ну и ну! — прошептал Боромир. — Страшилище… Помните, похожее в личине Омута к нам в селение заявилось?

Тарус что-то негромко говорил оборотню. Долго. Что именно — издалека было не разобрать. То и дело хватаясь за висящие на шее амулеты, чародей указывал то на Вишену, то на воткнутый в землю меч.

В конце концов усилия Таруса вознаградились, оборотень приблизился к мечу, тяжело кувыркнулся над гардой и приземлился на траву уже человеком. Тарус медленно и устало осел рядом с ним.

— Все! — сказал Боромир вставая. — Пошли!

Вишена лежал без памяти, над ним сразу же склонилась Купава. Тарус вяло махнул рукой:

— Пусть отлежится… Сегодня никуда не пойдем. Устал я… Да и отоспаться всем надо.

— Я выставлю сторожей, — сказал Боромир и поискал глазами Анчу. — Одного человека и одного арранка. Так?

Песиголовец согласно кивнул.

Омут снова разводил костер; кто побрел за дровами, редкими тут на краю болот, кто доставал из сумок припасы. Вишену завернули поплотнее в его плащ и уложили у костра. Ран на нем не было.

День прошел быстро. Все отсыпались, пользуясь редкой возможностью, только часовые неслышно бродили вокруг стоянки. От болот, как путники убедились, можно было ждать любой пакости. Ночью вдалеке кто-то жутким голосом выл, чуть не на весь Аргундор. От этих звуков мороз драл по коже, а люди и арранки гадали, не насылают ли на них новых гадов из каких-нибудь мрачных мест. Едва рассвело, все сочли за благо побыстрее убраться подальше от этих гиблых болот.

Вишена очнулся в предрассветной полутьме.