- Как трогательно! – захлопал в ладоши некромант. – Вы сидите рядышком, облегчая мне работу. Попрощайтесь с этим миром и откройте свою душу для другого.

В последний момент мать успела оттолкнуть меня, приняв весь удар на себя.

Нет, несмотря на то, что в заклинание была вплетена смерть, она тогда осталась жива – как я потом узнала, из-за силы богини.

Распростёртая на полу, она, казалось, ничего не могла сделать, но золотистое облачко, едва различимое, очень слабое, всё же смогло родиться в ее ладонях.

Мама метила в светильник рядом с одотьером. Расчёт был прост: причинить серьезный вред некроманту она не могла, не хватало сил, но удар по затылку тяжёлым предметом вполне мог закончиться летальным исходом.

Я не видела, что было дальше, малодушно скрывшись за дверьми святилища.

Собственно, а что мне оставалось? Я была абсолютно бесполезна, абсолютно ничем не могла помочь. А Фейхара могла. Именно к ней меня послала мама.

Когда-то Фейхара тоже была жрицей, тридцать лет посвятила храму, а потом ушла на покой. У неё тоже была сила, пожалуй, даже более хорошо выраженная, чем у мамы. Олонис любила её и не отняла дар после конца служения. Хотя, о чём это я – служение жрицы заканчивается только со смертью.

Сердце трепыхалось в гортани, мешая дышать. Я бежала так, что позавидовали бы гончие.

Ночной Медир выглядел таким мирным, казалось немыслимым, что в самом его сердце, в святая святых могло произойти такое.

Слёзы радужной пеленой застилали глаза, из носа текло, лоб покрылся холодной испариной.

Остановившись у калитки Фейхары, я попыталась выровнять дыхание: не сделай я этого, не смогла бы говорить. И тут мозг обожгла мысль, что мамы больше нет.

Подумай, Одана, сколько она могла ещё прожить, могла ли она выжить, раненая, обессиленная, без помощи Олонис (очевидно, жертвоприношение перекрыло связь с богиней, или это сделал Каашер), оставшись один на один с некромантом? Смерть наверняка уже поцеловала её в губы. Может, тогда, когда я стрелой вылетела в сад, может, когда бежала по пустынным улицам, соревнуясь в скорости с ветром. А, может, когда споткнулась и упала в грязь. Прошло слишком много времени. Нет, для меня это был всего один миг, но в реальности…

Из горла вырвался животный стон, на который заунывным похоронным воем откликнулись собаки.

Не осознавая, что делаю, я потянулась к сознанию матери, посылая ей мысленный зов: «Мама, если ты слышишь меня, если ты жива, ответь!». Ничего, ответом мне была гулкая пустота, звоном отозвавшаяся в голове. И мертвенный холод, будто внутрь меня поместили глыбу льда.

Я стояла на коленях перед крыльцом небольшого домика и плакала, рыдала в полный голос.

Потом вышла встревоженная Фейхара, обняла за плечи, подняла и насильно увела в дом. Я всё никак не могла успокоиться и в перерывах между всхлипами просила её немедленно пойти в храм.

- Только возьми с собой магов, хотя бы стражников! Прямо сейчас, тётя Фейхара, прошу тебя!

Влив в меня лошадиную дозу снотворного – единственного, что могло унять мою истерику, Фейхара уложила меня в постель и ушла.

Проснувшись на следующее утро, я встретилась с сертёзными глазами Фейхары. Крепко сжав мою ладонь, она прошептала:

- Крепись, девочка!

- Мама, что с мамой? – я порывалась встать, но женщина не позволила. – Она мертва, да? Её убил некромант?

Фейхара прикоснулась к моему лбу и покачала головой:

- Тебе привиделось.

- Нет, – закричала я, – я видела!

Бывшая жрица обняла меня, устроила мою голову у себя на груди. Меня обволокло приятное тепло, снова захотелось спать. Пребывая на грани сознания, я слышала, как Фейхара произносила какие-то непонятные слова, ощущала едва заметное дуновение ветерка над затылком.

Страшные воспоминания прошлой ночи постепенно стирались, и вот их вовсе не осталось.