|
Годы лишений приучили ее, что решения нужно принимать мгновенно, а выполнять решенное еще быстрее. Оэлун отдавала распоряжения – что из скарба наиболее ценно и что нужно приторочить к седлам. Борте, Хоакхин и вторая жена Есугея багатура Сочихэл, мать Бельгутея, помогали ей. Дозорный вернулся на рассвете. – Меркиты! Три сотни меркитов! – закричал он еще издали. – Прямо сюда идут! Быстро уходить надо! У Оэлун сжалось сердце. Она поняла, что неспроста объявились здесь соплеменники ее давнишнего жениха. Едва слава о возрождении Есугеева улуса дошла до ушей Ике Чиледу, как семена мести дали всходы. – Я останусь, – сказала Оэлун, гордо вскинув голову. – Меркиты едут за мной. Всех остальных они убьют. Уходите быстрей! – Нет, матушка, – горячо заговорила Борте. – Тебе надо ехать. Какой позор для нас, если ты достанешься нечестивым меркитам. – Я останусь, – повторила Оэлун. – Матушка! – Борте взяла свекровь за руку, заглянула в глаза. – Тогда и я останусь с вами. Что скажу я Темуджину, если не смогу уберечь его мать. Либо буду с вами, либо вместе с вами приму смерть. – Хатун , – обратилась тогда Оэлун к безучастно стоящей в стороне Сочихэл, – садись в возок, места там хватит всем. Женщина усмехнулась, развязала платок и косы ее, уже присоленные сединой, рассыпались по плечам. – Я могла бы сказать, что благодарна тебе – ведь ты вспомнила обо мне, когда другие забыли. Я могла бы сесть в возок и ехать вместе с вами. Но я останусь. Вечно была я второй и не имела ни голоса, ни права. Сына моего Бектера убили. Место мое – самое последнее, у входа. Что держит меня у Борджигинов? Я остаюсь. – Хатун… – начала было Борте, но Оэлун перебила невестку: – Оставь ее. Она – выбрала. Я уже слышу топот меркитских копыт. …Всадники появились около полудня. Два десятка рослых меркитов, держа луки наготове, окружили курень. – Эй, старуха! – грубо крикнул один из них Хоакхин. – Кто ты и где твой господин? – Я служанка в курене Темуджина, – опустив глаза, степенно ответила женщина. – Где твой хозяин и его братья? – Ушли они... – Смотри, старуха, ложь укорачивает жизнь, – крикнул предводитель меркитов. – А где ж его красавица жена? Борте вышла навстречу меркитам. – Что нужно вам, воины? – Вот так прибыток! Сама Борте. Брат будет доволен! – захохотал предводитель меркитов. – Эй, старуха, я бы зарубил тебя, но дарю жизнь затем, чтобы ты сказала Темуджину: я, Тохтоа беки, владыка удууд меркитов, забрал твою женщину, как отец твой забрал Оэлун у брата моего Ике Чиледу. – Он обернулся к своим воинам. – Эй, кому будет греть постель жена Темуджина? Чилгрэ боко, ты вроде не так давно овдовел? Бери эту унгиратку себе! Просыпаюсь от того, что кто то теребит меня за плечо, сопит в ухо, жестким языком облизывает щеку. Открываю глаза. Собака. Обычная дворняга с шерстью песчаного цвета. Она отскакивает от меня и убегает, вывалив розовый язык и постоянно оглядываясь. Солнце стоит довольно высоко. Утро. Щебечут птицы, журчит на перекатах вода, легкий ветерок качает верхушки можжевельника. Нефедов лежит в стороне, в нескольких метрах от меня. Бросаюсь к нему. Крови нет. Профессор спокойно спит, чему то улыбаясь во сне. Живой. Чертовщина какая то! Я отчетливо помню события вчерашнего дня. Безумных гетайров, дротики. Пронзенного насквозь Нефедова. Кровищу. И собственную смерть. Меня сперва ударили копьем, а потом добили мечом. Но я весь целый! На мне – ни царапины! Проверяю оружие. Все патроны на месте, М 16 чистая, ни в стволе, ни на затворе нет пороховой гари. Нагибаюсь, трясу Нефедова. – Игнат! Вставай! Он просыпается, несколько мгновений непонимающе хлопает глазами, потом хватается за грудь. |
