|
Лифт, правда, уже месяц не работает. – Ничего, – усмехаюсь я, вспоминая наши с Нефедовым горные маршруты. – Я привычный… – Папа, папа приехал! – звонко кричит мальчик лет четырех, выбегая из комнаты. У него круглая ушастая голова, поверх колготок надеты шортики. – Нет, сынок, это не папа, – улыбается Надя. Я сглатываю – в горле встает комок. Черт, неужели и меня когда нибудь будут встречать вот так – «папа, папа!»? Сажусь на корточки, проклиная свою нищету – даже конфетку ребенку не на что купить! – Ну, как тебя зовут, мужчина? – А темка! – звонко выкрикивает мальчик. Комок в горле перекрывает дыхание. Я на мгновение прикрываю глаза. Надя назвала своего сына в мою честь… Ужинаем. Надиной дочке Неле всего два года и мама кормит ее с ложечки. Артемка, конечно же, ест сам, основательно работая вилкой. Пьем чай, смотрим телевизор. Точнее, дети, как завороженные, следят за Хрюшей и Степашкой – передача «Спокойной ночи, малыши!» уцелела – а мы с Надей тихонько разговариваем. Поговорить нам есть о чем. Вспоминаем общих знакомых, приятелей и приятельниц. Уложив Нелю и Артема, Надя возвращается на кухню, достает бутылку импортного белого вермута. Я такой еще не пил, называется «Мартини». – К Новому году купила, – Надя ставит на стол блюдце с нарезанным лимоном, фужеры. Я разливаю. – Ну, за встречу. – За тебя, – говорит Надя и залпом выпивает вермут. Делаю глоток. Вкусно. – А ты совсем не изменился. Как будто и не было этих четырнадцати лет… – Надя щурится. Я молчу. Она протягивает руку и гладит меня по щеке. – Колючий… ты останешься? Когда она задает этот вопрос, голос ее дрожит. Наверное, я не прав, но, выдержав паузу, я отвечаю: – Да. Утром еду на работу. Фура уже стоит у заднего крыльца магазина. Грузчики, трое очень похожих мужичков с интеллигентными бородками, курят в стороне. Подхожу, здороваюсь. – Ну, значит, все в сборе, – объявляет один из мужичков. – Все, коллеги, давайте приступать. Фура забита коробками с итальянской кафельной плиткой. Разгружать ее надо осторожно, по одной коробке, чтобы не побить. Работа не тяжелая – бери, неси, ставь. Обращаю внимание, что трое грузчиков общаются со мной и между собой на хорошем русском литературном языке, без матюгов и жаргона. Во время перекура выясняю: все они – бывшие сотрудники лаборатории математической логики и теории алгоритмов одного очень секретного в советское время НИИ. Один мэнээс, второй – кандидат наук, третий тоже год назад защитил кандидатскую. Спрашиваю: – А что ж, институт ваш закрыли? – Нет, молодой человек, номинально он функционирует, только вот работы у нас нет уже два года. А нет работы – нет и зарплаты. – Неужели же другой работы, кроме как грузчиками, не нашлось? – Теперь всякий труд почетен, – усмехается бригадир. – Лаборант у нас был, юноша один. Небесталанный, надо отметить. В девяносто первом открыл свое дело. А когда у нас стало совсем плохо, пригласил вот по старой памяти. Платят тут более менее, особенно если работать каждые сутки. Жить то на что то надо! Мой первый рабочий день заканчивается около четырех. Получаю деньги – целую тысячу рублей. Хотя это раньше тысяча была чем то невероятным, запредельной суммой, за которую можно было купить холодильник, телевизор и еще что нибудь. Теперь на тысячу рублей можно прожить день – два, особо не шикуя. Билет до Москвы в плацкарте стоит четыре тысячи. – Завтра приходи, – говорит мне бригадир на прощание. – Еще одна фура придет. Я прощаюсь с «коллегами», выхожу на улицу. |
