|
– Развелись они. Летом. Здесь она, в Казани, – выдаю я и тут же жалею о сказанном. – Та ак! – улыбка сползает с лица моего приятеля. – А вот это уже интересно. – Чего тебе интересно? – Мне Бики денег должен. – Тебе? – Ну, бизнес у нас был, по нефтянке, – кривится Витек. – Я вложился, а он, гнида, соскочил. Бабки зависли. – И что? Надя тут с какого бока? – мне очень не нравится этот разговор. – Теперь, наверное, ни с какого, – вздыхает Витек. – Это чмо за старую бабу рубиться не станет. Ладно, Артамон, не напрягайся, все путем. Не хочешь девочек – не надо. Айда ка в парную, погреем кости. А потом – бассейн. Ништяк? – Ништяк, – с облегчением киваю я. Плаваем в бассейне. Витек, похохатывая, рассказывает историю про щенков бультерьеров. Псарня у него образцовая, вот только разводит он каких то уродцев – толстые, бочкообразные псы с вытянутыми мордами и маленькими злыми глазками больше похожи на свиней мутантов, чем на собак. Когда я сказал ему об этом, он натурально обиделся. – Ты че! Это ж були, чемпионы породы. И вот теперь Витек делится со мной, как ему удалось поставить на место какого то самарского авторитета. Тот возомнил себя таким же крутым, как Витек, и тоже решил завести бультерьеров. – Ну, я реально намекал ему – уймись, братан! Не, какой там. Тянет одеяло на себя, лошара. Ну, тогда я и делаю финт ушами. Нахожу парнишку одного, типа собачника, перетираю с ним. Он выходит на того самарского чудилу, предлагает ему щенков буля от золотых медалистов международных выставок. Типа, это из питомника самого Галимого! Мол, сучка померла при родах, а щенки остались. Самарский и клюнул. Купил пять штук, по три косаря грина за хвост. Ты щенков бультерьера видал когда нибудь? – Я и взрослых то у тебя первый раз увидел. – А а, – с разочарованием тянет Витек, ныряет, поднимая тучу брызг. Вынырнув, он долго отплевывается, потом продолжает. – Короче, поросята, пока у них пятаки не появились, и щенки буля похожи, сечешь? В общем, загнал я этому самарскому барбосу пять чушек, ха ха! Он их месяц выкармливал, чуть ли не сам с соской по ночам вставал. Выкормил – а они ему: «Папа, хрю хрю!». Он на беду сел, забухал. А поросят велел зажарить и мне отправил. – И что? – Ниче, вкусные были чушки, – Витек бьет рукой по воде. – А зачем все это было надо? Он перестает смеяться. – Теперь все серьезные люди знают, что этого оленя вокруг пальца обвести можно. И дел с ним никто не имеет с тех пор. Понял? – Сурово! – А ты думал! – и Витек с фырканьем уходит под воду. Без одежды он здорово напоминает бегемота. А бегемоты в Африке считаются самыми опасными животными… После бассейна мы опять беремся за виски. Разговор плавно перетекает на тему «А помнишь?». Мы спорим, смеемся, перекрикиваем друг друга. В дверь заглядывает обеспокоенный Теплый. – Все пучком! – машет на него Витек и тут же спохватывается: – Вискаря еще принеси. Шашлык съеден. Вторая бутылка виски опустела наполовину. Мне хорошо. Витек пыхтит кальяном, блажено улыбаясь. Но за этой улыбкой я вижу что то темное, злое. Чувствую – этот вечер встречи старых друзей закончится на серьезной ноте. Витек, ставший бандитским авторитетом Галимым, не показался мне сентиментальным, впечатлительным или просто расслабленным человеком. Те немногие искренние проявления чувств, что случились у него за все время нашего общения, были скорее случайностью. В остальном же Витек полностью контролирует ситуацию. И ведет все к некой лишь ему одному известной цели. – Артамон, – выпустив изо рта мундштук, лениво говорит он, – ты на войне людей убивал… Это звучит не как вопрос. |
