|
На другой – оно же, чуть улыбающееся, ставшее несколько привлекательнее, видимо, после пластической операции. Сказывалась длительная бессонница – что-то давило на переносицу, сидеть на твердой скамье было невыносимо. Наконец вошла сестра и проводила меня в соседнюю комнату. В ней разливался молочный свет, проникавший сквозь жалюзи. На столе у окна никаких шприцев не было, зато устра-шающе блестели какие-то незнакомые инструменты. Около стола стояли шкаф с историями болезней и вращающееся кресло с подлокотниками, напротив – такое же кресло для пациентов. Несколько по-одаль – невысокая ширма и рядом кабинка на колесиках для переодевания. Стандартное оборудова-ние кабинета врача. Оно привело меня в уныние. Я закурил. Приподнявшись в поисках пепельницы, я замер от неожиданности, увидев содержимое эмалированного лотка. Ухо, три пальца, кисть руки, щека от века до губы… Они лежали как попало в лотке, еще дыша жизнью, будто только что отрезанные. Мне стало не по себе. Они казались более настоящими, чем настоящие. Честно говоря, даже и в голову не приходило, что слишком точная копия может производить такое тягостное впечатление. Хотя достаточно было посмотреть на срезы, чтобы убедиться, что это всего лишь пластиковые муляжи, мне все равно казалось, что я ощущаю запах смерти. Из-за ширмы вдруг появился К. Меня поразила его неожиданно приятная внешность. Вьющие-ся волосы, очки без оправы с толстыми стеклами, похожими на донышки стаканов, мясистый подбо-родок… И к тому же от К. исходил родной, привычный мне запах химикатов… Теперь была его очередь испытать беспокойство. Некоторое время он молчал, в замешательстве глядя то на мою визитную карточку, то на мое лицо. – Итак, вы… – К. замолчал, снова бросил взгляд на мою визитную карточку и голосом, уже со-всем другим, нежели по телефону, сдержанно закончил: – Вы пришли ко мне как пациент? Конечно же, я пациент. Но каким бы превосходным ни было искусство К., я не смел питать ни малейшей надежды, что ему удастся выполнить мое желание. Единственное, на что я мог рассчиты-вать, – это на совет. С другой стороны, сказать об этом прямо, в лоб и обидеть собеседника тоже бы-ло бы невежливо. К., видимо, объяснил мое молчание робостью и продолжал участливо: – Садитесь, пожалуйста… На что жалуетесь? – Во время эксперимента произошел взрыв жидкого кислорода. Обычно мы использовали жид-кий азот, поэтому по привычке я был не особенно осторожен… – Келоидные рубцы? – Как видите, по всему лицу. Наверно, я предрасположен к появлению келоидов. Мой врач ре-шил отказаться от дальнейшего лечения, так как малейшая неосторожность может вызвать рецидив. – Вокруг губ лицо как будто не пострадало? Я снял темные очки и показал ему. – Благодаря очкам глаза тоже уцелели. Мое счастье, что я близорук и ношу очки. – Да, вам повезло! – И с жаром, будто это касалось его самого: – Ведь речь идет о глазах и гу-бах… Если они теряют подвижность – очень плохо… Одной формой обмануть никого не удастся. Вроде бы увлеченный своим делом человек. Пристально разглядывая мое лицо, он, казалось, в уме уже вырабатывал план. Чтобы не разочаровывать его, я поспешил переменить тему разговора: – Мне попалась написанная вами работа. По-моему, летом прошлого года. – Да, в прошлом году. – Я был потрясен. Просто не мог представить себе, что достижимо такое искусство. К. с видимым удовольствием взял из миски согнутый палец и, слегка перекатывая его на ладо-ни, сказал: – Знали бы вы, какая это кропотливая работа. Разве чем-нибудь отличается дактилограмма это-го пальца от настоящего? Потому-то я и получил на первый взгляд странное распоряжение полиции – регистрировать все дактилограммы… – Формой служит гипс? – Нет, я использую вязкий кремний. |
