М-М: — Не надо богатства! Чужого не надо. Сам работать буду.

Клава: — Много наработаешь, артист. Скорее на нары загремишь Вона тебя все время кто ни походя мутузит.

М-М: — Я все равно лучше всех буду.

Клава: — Мутузят и буду мутузить, как ты для них — урод. Это понять надо. В сторонке, самому с собой жить. Горюшко мое… А вот помру — кому такой нужен?

М-м: — Зачем плачешь?(достает из коробки) Смотри, платье красивое! женщина с восьмого этажа отдала. Совсем новое, модное. Надеть надо!

Клава (рассматривая): — Кримплен. Теперь такие не носят.

М-м: — Цветы как настоящие! Крепкое. (прикладывает к ней) Красиво! Ты в стекло смотри. У нас дома шкаф был. С зеркалом. Большим! Я хорошо помню! Мамка наденет платье, перед зеркалом кружится. Вся комната с ней кружится — стол, кровать, окно…. так вот кругом едут. Едут и звенят… Я тоже кружился вот так и смеялся, а потом упал на кровать и заплакал. Сильное счастье было… Не заметил, что из носа кровь течет. Кроватью стукнул. Постель запачкал. Мама сердилась, меня била. Потом жалела. По голове гладила…

Клава: — Вот жалостливая мамка и оставила тебя на государственное воспитание — выживай как знаешь. Ейный новый хахаль с убогоньким не хотел возиться. Такой интеллигентный мужчина в шапке ондатровой целый год ходил, а руку на Таньку поднимал. Однажды по животу саданул — выкидыш сделался.

М-м свирепеет: — Неправда! Неправда! Я знаю настоящую правду. Не было хахаля. Мама умерла. Ей там хорошо.

Клава (жалея его). — Ну, знамо дело — умерла Татьяна. Понятно, умерла. (крестится, отходит, говорит, отвернувшись от М-М:) — Такое дитятко заполучить — удавится только — сердце кровью изойдет. Ежели не сам, так другие все кишки выймут — как врага затравят. (роется в шкафу, достает что–то завернутое в тряпки.) — Глянь сюда, Саня! Вещь какая ценная! Брошка та самая — рубиновая. Всю войну хранила, от всех прятала. Теперь для тебя наследство держу. Ты смотри только — никому не говори. Если со мной что случится, вон там, в шкафу под бельем ищи. Продай верному человеку, чтоб не обжулили… Интересно, бриллианты красные бывают?

М-М не слушает, задумчиво улыбается, вскакивает, радостно кружится и падает на топчан: — Она не богатая! Она добрая. Красивая. Вся как праздник светится. Ее Наташа зовут. На–та–ли…

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Снова сквер. Му–му ждет с букетом ярких листьев. Наташа незаметно подъезжает сзади. Выхватывает листья, подбрасывает вверх, подставив лицо. Жмуриться…

Ната: — Хорошо… Даже лучше стихов. Спасибо.

Му — Му: — Стихи тоже есть. Про клен и про рябину.

Ната: — «кисть рябны, кисть рябны — все желанья исполнимы меж людьми — да будет год любви!» или «Осень выкрасила клены колдовским каким–то цветом…»

М-м: — Хорошо как…

Ната: — Но их уже сочинили.

М-М: — Очень правильно сочинили. Колдовским цветом… Все колдовское, что объяснить нельзя. Гроза лиловая, роса на паутине утром сверкает, свет сквозь тучу лучом прямо к тебе тянется и ласточка в нем… Хорошо так, аж в груди болит и плакать хочется… Любить всех хочется, жалеть — ласточку, паутину, траву… И всех–всех — жуков, собак, листья, камни — всех–всех — своих!.. Объяснить трудно. Только танцевать можно.

Ната: — Интересная философия. А я думала тебе в интернате реально так все про жизнь объяснили. Что да как. Вот всех любить хочешь, тебя–то самого много любили?

М-М. — Мама любила.