Все надо мной смеялись… Потом плохое говорили… Не надо про них думать. На держи. (дает ей метлу)
Ната: — Это зачем? Для полета? Увы, не ведьма.
М-М: — Мести дорожку вместе будем — ты оттуда, я отсюда. Ты же хотела. Я помню. Делай так: едешь потихоньку, листья сгребаешь… Нет, лучше я тебя везти буду, а ты подметай — у нас комбайн получится!
Хохочут, дурачатся, она роняет метлу, наезжает на нее, едва не переворачивается. Он подхватывает, оказывается у ее колен. Берет рябиновую ветку. Заминка.
М-м: — Ладно, слушай. Только не смотри на меня. СТИХИ: «Весной она цвела. И солнце яркий цвет в свою впитала гроздь. Настали холода и залил красоту холодный, злющий дождь. Но чудо не отменно — упала гроздь живым огнем на теплое колено. И в радости своей вдруг понял она, что для того жила и рождена была… Что б ты ходить могла…» Плохо, но правда. Танцевал и сочинил. Вообще, это танец.
Держатся за руки и за ветку, смотрят друг на друга.
Наташа: — Ты влюблялся?
М-М кивает: — Да. Очень сильно. Один раз. Уже 18 дней. Я хочу, что бы ты была счастлива.
Ната: — Попробую… Слушай… Давай сбежим. Там дыра в заборе.
М-м: — А за ней пустырь! Нас никто не найдет!
Ната: — Никто! Это будет наш пустырь.
ПАНТОМИМА. Скорбный танец под завывание сирен.
На сцене донорский пункт. Конец смены. Еле стоит на отекших ногах пожилая медсестра Тимофеевна. Другая на записи — Нина. Два кресла для доноров.
Нина: — Там я в ведро пакеты с кровью бракованные выкинула. Не перепутай.
Тимофеевна: — Откуда столько бракованных? Все ж чисто было?
Нина: — Черномазые из Университета косяком понабежали. А потом эти — на пальцах объяснялись — глухонемые. Кто их знает, что у них за кровь?
Тимофеевна: — Глупости мелешь, Нинка! Человеческая кровь! Какая ж еще?
Нина: — А может с дефектом. Они ж не такие как мы, правда? (в двери заходят двое — Бизнесмен и его Сын)
Отец: — Можно?
Нина: — Фамилия? C правилами забора крови ознакомились? (В сторону двери кричит): — Вер, предупреди там — это последние. С ног валимся. (Вошедшим) — Фамилия?
Отец: — Федюшины. Ничем таким не болели. Не негры. Слух нормальный.
Тимофеевна (Нине): — Вот уж наплела, дурында! Креста на тебе нет. Перед людьми стыдно.
Нина: — Оба что ли Федюшины?
Сын: — Семейная акция. Потрясены взрывом в метро. Правда помочь хотим — мы ж здоровые…
Тимофеевна Отцу: — Ложись, милый, расслабься. Ручку вот сюда клади. (трет глаза)
Отец: — Вы поаккуратней, доктор! Инфекцию не занесите. Вид у вас нездоровый. Глаза красные. Грипп типичный.
Нина: — Да не бойтесь! Она вторую смену отстаивает. Плачет все время. (Тимофеевне) — Ладно, Тимофеевна! Без разговоров — возьмешь у Федюшина кровь и домой.
Тимофеевна (Отцу) — Кулачком работай! (Нине) — Не могу домой. Как подумаю — приду, а он меня у двери не встречает… Не пойду.
Нина (занята Сыном, объясняет) — Уж не знаю, зачем столько горя на человека сваливается… Зачем последнее отбирать? Внука у нее в Чечне…Кеша один остался… Песик, знаете, уж такой умненький! И жутко преданный. Еще б, она ему каждое утро перед сменой котлетку в кулинарии брала. По 10 р! А он у подъезда ждал. Осторожный — сядет и вынюхивает ее издали. Никогда улицу не переходил…
Тимофеевна: — Не велела я ему, мало ли лихачей поддатых ездят… Он бы и не пошел… Да ко мне пьянь местная привязалась — попрошайки. Кеша и кинулся хозяйку защищать…
Нина: — Так этот гад в иномарке, представляете, даже не затормозил. |