|
Сейчас летчики дежурного экипажа играют в бридж, шахматы и пинг-понг рядом с красным телефоном. Не все, конечно, без потерь. Пока наша боевая готовность стоила жизни Дону Слэку, летчику, и флаги все еще приспущены. Для нас, тех, кто летает на "F-84F", мобилизация - это один долгий выходной в Национальной гвардии. Люди в городе говорят на другом языке, вокруг летного поля часовые и колючая проволока, но мы летаем с теми же [245] друзьями (за исключением одного) на тех же самолетах (за исключением одного), что и всегда, и жизнь - не повод для жалоб (за исключением одной). Мы летаем, и небо Франции очень похоже на небо у нас дома. Ветер, дождь, солнце и звезды. Небо - это тоже своего рода дом, и во время коротких часов своего полета я не скучаю по другому дому за морем. Но по Дону Слэку я скучаю. Звезды ровно горят в темноте своего поля, части моего мира. Я задумываюсь на мгновение обо всем, что было сказано об очаровании небесного свода. Миллион слов, написанных, сказанных и превращенных в фотографии, которыми летчики, рискуя, что их обвинят в сентиментальности - проклянут страшным проклятием,- пытаются рассказать о том, что видели. Очарование не передается бумагой, чернилами, словами или даже светочувствительной пленкой, но то, что люди рискуют быть проклятыми, уже что-то говорит о том, какое зрелище ждет путешествующего по высотам. Облака, звезды и радужная арка - лишь слова. Небо, в конце концов, можно просто назвать интересным местом. Мое любимое небо. Толстая стрелка прибора TACAN начинает колебаться, на показывающем расстояние барабане проходит отметка 006, и настает время претворять мои планы в дело. [246] Я начинаю левый поворот, чтобы войти в коридор приведения с земли, и моя правая перчатка наполовину поворачивает ручки реостатов освещения, заливая кабину мягким красным светом. Ручка прибора системы опознания "свой-чужой" переводится на положение три, код 70. Сейчас я должен быть опознанной точкой на радаре Шомон, и меня должны ждать. Большим пальцем очень сильно нажать на кнопку микрофона, рычаг газа на себя, аэродинамические тормозные щитки выпустить. Они выдвигаются из борта самолета, и начинает гудеть рассекаемый ими воздух. "Шомон, служба наведения, реактивный самолет четыре ноль пять, иду по TAG AN, сообщите погоду в Шомоне". Фоновый шум. Хороший знак. Но ответа нет. Полет вдоль воздушного коридора, проверить, включены ли противообледенители и обогрев приемника воздушных давлений, быстрая проверка курса посадки: направление 047 градусов в сторону от коридора, левый поворот со снижением до направления в 197 градусов, горизонтальный полет на высоте в 3500 футов и в 13-мильные ворота. Сейчас я перехожу на горизонтальный полет на высоте в 20 000 футов, газ на 85 процентов оборотов, и в уме готовлюсь к аварийной посадке. "...Сплошная облачность на высоте в девятьсот футов, видимость пять миль, слабый дождь, высотомер два девять восемь пять". [247] Капризнее радиостанции у меня еще не было. С силой нажать на пластмассовую кнопку. "Шомон, служба наведения, ноль пятый начинает снижение с два ноль ноль, сообщите частоту привода на посадку". Рычаг управления от себя, нос вниз, и вот я пересек 19 000 футов, пересек 18 000 футов, пересек 17 000 футов, при воздушной скорости в 350 узлов. "...тый, ваша частота будет три четыре четыре точка шесть, местный канал один пять". "Вас понял, ухожу с вашей частоты". Самолет кренится при левом повороте, а я перещелкиваю селектор каналов на один пять. И снова к приборам. Берегись головокружения. "Он вошел в облако с креном, а вышел вверх колесами". Только не я и только не сегодня, я уже испытал худшее, чем головокружение, так что я предупрежден. "Радар Шомон, реактивный самолет четыре ноль пять, как слышите на частоте три четыре четыре точка шесть?" Пауза - время снова сомневаться в заблудшей радиостанции. |
