— Ага, пьяная, — подтвердил Брун. — И все равно это было здорово!

— Как твой глаз? — спросил Вент. Белобрысый юнец пожал плечами.

— Видит он, конечно, хуже, чем когда был золотой, но все равно неплохо.

— Так что ты теперь стреляешь без промаха?

— Не знаю. Я и не пробовал.

— Брун решил, что война — это зло, и он не станет никого убивать, — пояснил Тарантио. — Верно, Брун?

— Верно. Я не хочу быть убийцей.

— Что же, — сказал Вент, — весьма похвальные взгляды. Только что ты будешь делать, когда дарот с большим мечом замахнется, чтобы отрубить тебе голову? Так и умрешь или все же будешь драться?

— Наверное, умру, — ответил Брун.

— Не мог бы ты предоставить более или менее логичное обоснование такой перемены в своем мировоззрении?

— Чего он сказал? — спросил Брун у Тарантио.

— Полагаю, он хочет знать, почему ты решил больше не убивать.

— А-а… Это все олтор. Не понимаю, как вышло, но когда он был… ну, частью меня, я мог слышать, что он думает. И чувствует. И, знаешь, это было здорово. Это было… — Брун запнулся, — правильно, вот. Правильно. Понимаешь?

— Ни единого слова, — признался Вент. — Значит, ты считаешь, что лучше умереть, чем сражаться за свою жизнь?

— Да, я так думаю. Именно так поступили олторы.

— И их стерли с лица земли.

— Да, но теперь они вернулись.

— О чем это он толкует? — обратился Вент к Тарантио.

— Долгая история.

Вент собирался продолжить расспросы, но тут даротский лагерь пришел в движение. Сотни даротов разом двинулись к подножию холма и принялись копать землю, другие волокли из леса очищенные от веток стволы деревьев. За считанные минуты в тихом доселе лагере закипела бурная деятельность. Землекопы скоро исчезли из виду, но сверху, со стены хорошо было видно, как из ямы размеренно вылетают комья земли. Выкопанную землю дароты ссыпали в пустые фургоны и отвозили подальше. Затем в яму начали спускать брусья и балки.

Вента вдруг осенило — и он облился холодным потом.

— Подкоп, — сказал он. — Они роют подкоп! ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ!

В доме было холодно, и Тарантио развел огонь в очаге. Брун, как и все носильщики, жил сейчас в новой казарме, и дом без него казался странно опустевшим.

— Мне тоже его не хватает, — вздохнул Дейс. Тарантио улыбнулся.

— А ты помнишь нашу с ним первую встречу?» Он ударил меня дубинкой «, — передразнил он Бруна.

— Славный паренек. От души надеюсь, что он уцелеет. Тарантио присел у очага, наслаждаясь теплом.

— Не слишком-то много у нас друзей, а, Дейс? Почему бы это?

— Они нам и не нужны, братец.

— Отчего же тогда мы так скучаем по Бруну? Дейс ничего не ответил, и Тарантио побрел в кухню. На кухонном столе лежал черствый каравай. Тарантио отрезал себе несколько ломтей хлеба, унес их в гостиную и поджарил на огне. Впрочем, съел он только один кусок, потом растянулся на ковре, и усталость волной нахлынула на него. Дароты все копают, вход в туннель ярко освещен фонарями. Скоро враги вырвутся из-под земли где-нибудь внутри городских стен.

— Мы не умрем, братец, — заверил Дейс. — Я их всех прикончу.

— Меня всегда восхищало твое чувство юмора.

— Погоди-ка, не засыпай! Мне нужно кое о чем поговорить.

Дейс сел и подбросил в огонь полено.