Коня расседлали, достали из седельных сумок припасы, которых оказалось вполне достаточно, чтобы утолить голод двух человек.

Пока разводили костер, почти совсем стемнело.

Конан последний раз окинул взглядом долину и, сев рядом с Просперо, с рассеянным видом потянулся к копченым бараньим ребрышкам.

— Тебя что-то тревожит? — спросил граф.

— Что?.. Нет. — Конан впился крепкими зубами в мясо, задумчиво прожевал и проглотил изрядный кусок. — Во всяком случае, никакой опасности я не чувствую, если ты об этом. Просто… Просто не могу отделаться от мысли, что я тут не в первый раз.

— И когда же ты здесь был? В позапрошлом году?

— Нет. Раньше. Много раньше!.. А может и не был. Знаешь, я столько скитался по свету, что немудрено спутать одно место с другим. Может, я видел подобное где-нибудь в Кхитае!

Конан замолчал и больше за весь ужин не произнес ни слова. По его нахмуренным бровям и отсутствующему взгляду Просперо понял, что король сейчас перелистывает страницы своей юности, и тоже молчал, не желая ему мешать.

— Кром! Бывает же так — какая-то мелочь, а не дает покоя, — отмахнулся Конан от привязавшейся мысли.

— А что ты мог здесь делать?

— Не помню! А что, по-твоему? Не цветочки же собирал!

Едва эти слова сорвались с его губ, как Конан вдруг страшно изменился в лице. Кинжал, которым он помогал себе за едой, выпал из его пальцев, глаза уставились куда-то за спину Просперо.

Граф мгновенно вскочил, оборачиваясь и выхватывая шпагу из ножен.

Никого.

— Конан? Во имя Митры…

— Цветок!.. — услышал Просперо хриплый голос короля. — Лепестки, окрапленные кровью, отворяющие Дверь Миров, и… Таврония! Кром!

Король вдруг охватил голову руками и застонал.

Перепуганный Просперо кинулся к нему.

— Конан… Ваше Величество! Что случилось?! Конан, разорви тебя Сет, приди в себя, наконец!

Конан медленно отнял руки от лица, и граф увидел, что король Аквилонии все-таки стар.

— Все в порядке, Просперо. Я просто вспомнил… Лучше бы не вспоминал.

— О чем?

— О том, что произошло со мной на берегах этого озера… в этом лесу. Тогда я подходил сюда с другой стороны, с востока, поэтому и не признал его сразу. Столько лет прошло… Да и не в годах дело. Воспоминания о тех днях были потеряны для меня — я не помнил почти ничего до этого дня! А сейчас…

— Вспомнил?

— Не все… Но я хочу вспомнить все до конца! И почему-то боюсь этого… Ложись-ка лучше спать, Просперо.

Граф не прекословил. Когда Конан говорил таким тоном, спорить с ним было бесполезно и небезопасно.

Снедаемый любопытством и, отчасти, беспокойством, Просперо улегся на расстеленный плащ. Усталость давала о себе знать, и графа сразу потянуло в сон. Последнее, что он видел, был Конан, сидевший на камне, сутулый, огромный, освещенный пламенем костра. Голубые глаза короля — глаза варвара-киммерийца — неотрывно смотрели на пляшущие языки пламени, губы беззвучно что-то шептали.

Веки Просперо закрылись. Граф уснул.

* * *

Конан на дух не переносил ни колдунов, ни их темных дел. Других дел, кроме темных, по разумению семнадцатилетнего варвара, у колдунов и чародеев просто и быть не могло.

Поэтому, когда к его столу подсел мелкий, невзрачный старикашка и с невероятно мерзким хихиканьем представился: Гонза, "придворный маг Правителя Офирского", настроение у киммерийца сразу испортилось.

А так хорошо было, пока не появился этот плюгавый старик! Карманы полные денег — Конан в прошлую ночь потрудился на славу — красивая девчонка, устроившаяся у него на коленях, заискивающая улыбка хозяина таверны, который за каждую кружку вина получал стоимость чуть ли не целого обеда, сладостный для слуха варвара шум постоялого двора.