Нам надо спешить, — рассеянно повторил Гонза и вдруг заговорил быстрой неразборчивой скороговоркой. — Я еще должен сказать пару слов киммерийцу… Не стану скрывать, Конан, что с самого начала я хотел использовать тебя как орудие, а затем убить и смочить твоей кровью лепестки Цветка, конечно, предприняв все необходимые меры предосторожности. Сейчас я не думаю, что мне бы удалось обуздать черное пламя… Прости меня, киммериец, и прощай!

— Пора, — сказала Таврония, и они вчетвером шагнули прямо в огонь.

Стена пламени поглотила их…

* * *

Конан спал, и ему снился сон.

Он вновь находился в том самом лесу, где рос Цветок, и где-то рядом с ним приоткрылась таинственная Дверь Миров.

Снова ослепительно ярко светило солнце и звонко пели птицы. Он шел куда-то, ни о чем не думая — нагой, безоружный — слыша чей-то далекий призыв, вернее страстный зов, которому сладостно было повиноваться. Он шел быстро, почти бежал, и ветки деревьев ласкали его мускулистое тело, возбуждая своими прикосновениями.

И вдруг появилась она… Робко, застенчиво выступила навстречу из-под темной сени листвы. Она была прекрасна. Даже в этом волшебном лесу красота ее казалась неземной.

Тоже обнаженная, она стыдливо прикрывалась рукой, но когда он подошел ближе, вдруг резко опустила руки и каким-то отчаянно ребяческим жестом, почему-то показавшимся ему до боли знакомым, вздернула голову. Глаза ее оставались прикрыты длинными трепещущими ресницами, а томный блеск пламенеющих губ говорил о сильнейшем волнении.

Он подошел к ней и взял ее лицо в свои ладони.

Ресницы поднялись и, увидев самые прекрасные на Земле глаза, наполненные слезами, он весь затрепетал, и огонь пробежал по его жилам.

— Почему ты плачешь? — тихо и ласково спросил он.

Она отозвалась не сразу — просто не смогла справиться с волнением.

— Я боялась… боялась, что ты не примешь меня, — прошептали одни ее губы.

— Но кто ты? — спросил он.

— Твоя мечта… — она несмело улыбнулась.

— Разве можно не принять мечту?

— Тогда обними меня, обними меня крепко! — вдруг страстно прошептала она, и две тонкие руки обвились вокруг могучей шеи варвара. — Когда я увидела тебя в первый раз, ты спал — крепко, словно младенец, а неподалеку пасся твой конь… И вдруг из глубины ночи повеяло смертью. И я поняла, что ты — тот, кто вместе со мной способен встать на ее пути — и выстоять… Я не ошиблась…

— О чем ты говоришь? — удивленно спросил он, нежно прижав девушку к своей груди.

— Неважно, — улыбнулась она, — теперь это в прошлом. Поцелуй меня!

Как сладко в кронах пели птицы!

* * *

Конан очнулся, с трудом приподнялся и сел, тревожно оглядываясь по сторонам. Первое, что он увидел, был черный круг выжженной до камня земли, на границе которого он лежал. Немного в стороне стояла Таврония.

Белая шерсть ее стала пепельно-серой, легкое изящное создание, сейчас она была похожа на дремлющую старую лошадь у ворот живодерни… Но Таврония не спала. Когда Конан, морщась от боли, встал и подошел к ней, она повернула к нему голову с огромными, все понимающими глазами. Конан, увидев их, стиснул зубы, стараясь не выдать нахлынувших на него чувств.

— Ты смогла, — только и смог сказать он.

"Мы смогли, — поправила она. Ее голос прозвучал в голове киммерийца не серебряным колокольчиком, как прежде, а скрипом ржавых дверных петель".