Изменить размер шрифта - +
Поднялся галдеж. Все гадали, кто этот тип под лестницей, каким ветром его занесло к нам и от чего он окочурился. Мэри предположила, что бугай приходил к зубному (месяца два назад мы сдали одну из комнат на втором этаже в субаренду армянину-дантисту) и помер от аллергии на какое-нибудь лекарство. Вышел от врача, спустился, тут его и скрутило. Джованни сходил наверх, но вместо зубодера привел Игната. Зубодер и его сестричка уже ушли. Ну правильно, они тоже до семи работают.

В общем, сидели мы, ждали милицию, спорили, удивлялись, чего это жмурик под лестницу полез, но о возможном криминале никто даже не заикнулся. Я сначала тоже ни о чем таком не думал. Мало ли от чего люди в ящик играют. Может, у бугая сердце было слабое или сосуды ни к черту. По виду, конечно, не скажешь, но, говорят, что у качков такое бывает. Тренированные-то они тренированные, но и перегрузки у них дай боже, не всякое сердце выдержит. К тому же, по крайней мере, на первый взгляд, никаких дыр в шкуре нашего жмурика не наблюдалось. Короче, ничто, как говорится, не предвещало.

Но у меня, наверно, особое чутье есть. Я, хоть и не думал сначала ничего плохого, но на коллег посматривал, за лицами наблюдал. Лица были разные озабоченные, хмурые, возбужденные, испуганные. В общем, ничего особенного, такие и должны быть у людей, которые только что обнаружили у себя в конторе незнакомый труп. А потом глянул на гадину Ирен. И моментом учуял, что труп наш дурно пахнет. Проще говоря, смекнул я, что бугай не сам по себе копыта отбросил.

Я не сразу ее заметил, потому что она сидела на отшибе, в тени канцелярского шкафа и не шевелилась. Рожа вся такая каменная, и всегда-то бледно-желтая, теперь вообще сливалась с белой стеной. Ладони зажаты между коленками — видно, чтоб не дрожали. Спина, плечи, шея напряжены, как будто на бабу бетонную плиту взвалили и она эту плиту из последних сил держит. Сидит, голову опустила, в пол пялится. «И чего это она так переживает?» — думаю я. Только подумал, как она буркалы свои от пола отлепила и по сторонам — зырк. Оценивающе так, с опаской.

Тут я все и понял. Видать, жмурик-то на совести этой змеи подколодной, думаю. Замочила парня, гадина, а теперь зыркает, проверяет, не видел ли кто чего. Тут она на меня покосилась, и я быстренько отвернулся. Не ровен час учует, что я обо всем догадался. Мне жизнь пока еще дорога.

Потом приехала милиция. Мы думали, они нас до ночи продержат, допрашивать будут. Но ничего подобного. Спросили только, кто и как обнаружил тело, знает ли кто покойника и кто видел его тут раньше. Про тело Катрин сказала, что она о его ноги споткнулась. Мол, Чезаре показывал ей свои плакаты, что на стенде повешены, а потом они решили с той стороны посмотреть, не висит ли там чего, тут она и споткнулась.

Плакаты они смотрели, как же! Не могла чего поумней придумать. Плакаты там уже два месяца висят, повесили сразу, как выставка кончилась. А что с обратной стороны стенда ничего нет, так это и ежу понятно. Там же темно, как у негра сами знаете где, какой же дурак будет там картинки клеить? Но менты ей поверили, а может, сделали вид. В общем, на чистую воду выводить не стали.

Про знакомство свое с покойником никто не признался. И Ирен тоже промолчала, хотя уж она-то его знать должна, так я тогда подумал. Или, если не знать, то видеть уж точно видела — хотя бы когда мочила. Но она вместе со всеми покачала головой. Менты переписали всех, кто работает в этой части здания, в том числе и отсутствующих, и отпустили нас по домам. Даже, можно сказать, выгнали.

Я хотел было задержаться и рассказать им про Ирен, но потом подумал, что сказать-то мне нечего. Ну, сидела она, вся как нерв натянутая, так, может, ее организм на трупы остро реагирует. А что глазами по сторонам шныряла, так это ничего не доказывает. Я тоже глазел туда-сюда, и притом без всякой задней мысли.

Но она-то не просто так глазела! Я это нутром чувствовал.

Быстрый переход