Чистый и такой насыщенный, что пробуждает все чувства».
– Я считаю, что справится, – ответил он на свой собственный вопрос и, подавив нестерпимое желание оглянуться, добавил: – Мало что остается недоступным для этой девушки.
Его метод обучения был достаточно прямолинеен. Чаще всего учеба начиналась и заканчивалась беседой. Он объяснял Тарше какую-то особенность ее магии и отвечал на возникшие у девушки вопросы. Затем она задавала еще несколько вопросов. Она быстро понимала, что именно нужно спросить, поскольку начинала осознавать, каких именно знаний ей не хватает. Он приоткрывал перед ней двери знаний и ждал, пока она обдумает, что именно ей открылось. Она угадывала скрытые глубины и хотела знать, как далеко они тянутся.
В промежутках между разговорами, всеми вопросами и ответами, беседами о пределах, напряжении и – больше всего – об ограничениях, которым следовало уделять внимание, друид давал своей ученице задания. Нет никакого смысла заставлять юную девушку сидеть за столом рядом с болтливым стариком, когда единственное, в чем она действительно нуждается, – это практический опыт. Или, в данном конкретном случае, трудные задания. Она была не из тех, кто идет на попятную, довольствуясь уже полученными знаниями. Она всегда проявляла настойчивость, пыталась понять, как далеко может продвинуться, как много нового, ранее не изведанного и не испытанного может открыться ей. Он надежно страховал ее на случай неудачи, радовался малейшим успехам, уверял ее, что отрицательный результат – тоже результат.
– Ах, и правда, у нее настоящий талант! – одобрительно вздохнул друид.
– Что ты там бормочешь, чил-хайен русс-хай? – неожиданно раздался чей-то голос.
Говорящий был всего в нескольких футах от Дрискера Арка – так близко, что друида неприятно поразил тот факт, что он не уловил присутствия вновь прибывшего. Он так был занят мыслями о девушке и ее магии, что его захватили врасплох. Не очень-то разумно, когда ты – бывший Верховный друид.
– А какая разница? – удивился Дрискер, поворачиваясь к гостю.
Лесной имп обладал резкими чертами и не менее резкой манерой изъясняться, а лицо его испещряли глубокие морщины. Он был очень стар, но никогда бы в этом не признался. Он сильно сутулился. Его большие руки были скрючены, а посох, на который он опирался, потрескался от времени и непогоды. Длинные седые волосы обрамляли круглую лысину на макушке, словно отчаянно пытаясь избежать судьбы своих собратьев, а усы над отвислой верхней губой опускались значительно ниже выдающегося вперед подбородка. Все в нем шептало о прожитом времени.
– Плохая привычка, друид. Однажды она принесет тебе погибель. Ты произнесешь резкие, безрассудные слова, и некто, невидимый взгляду, зароет тебя в землю.
– Полагаю, ты окажешься там раньше меня, старина. Чаю?
– Чай?! Во имя лесных духов, ты что, решил отравить меня? До чего ты докатился! Ничто, кроме эля, не коснется моих губ! У тебя нет эля?
Имп зашаркал к дому, взобрался на крыльцо и сел на скамейку. Дрискер развернул кресло, чтобы видеть лицо гостя, затем встал и пошел в дом за элем для импа. Когда он вернулся, то обнаружил, что лесной житель уже устроился в кресле.
– Не хочу навязываться, но осмелюсь предположить, что тебе захочется предоставить мне как можно более удобное место, раз уж я такой старикан, – заявил имп и потянулся за элем.
Дрискер передал ему кружку и сел на скамейку, невольно улыбаясь ситуации.
– Что тогда привело Мудрого Флинка в мое скромное жилище? Только не говори, что ты пришел, дабы насладиться элем или моим обществом. Полагаю, причина твоего визита лежит в иной области.
– Возможно, возможно, – уклончиво ответил имп, делая добрый глоток эля и ставя кружку перед собой. |