— Ничего она не будет. И хватит звать ее Васькой!

Когда машина уехала, я снял дочку с плеч и поцеловал в грязную щечку.

— Ну здравствуй, наследная принцесса!

— Бах! — поздоровалась дочь.

— Нафига нам слова, правда, Васька? Мы и так друг друга отлично понимаем. Но мама сказала «надо», значит, надо. Так что пошли. Сейчас мы кое-что выучим…

Через два часа, на той же стоянке, я передал Ваську матери, отошел на безопасное расстояние и гордо сообщил:

— А мы выучили новое слово!

— Ну?

— Васька, давай, — скомандовал я. И похлопал себя обеими руками по голове.

Васька неуклюже повторила мой жест и застенчиво сказала:

— Бух!

Пока Ленка открывала рот для крика, я смылся, хохоча.

Несколько дней спустя я устраивал на столе большую уборку. Выразилась она в том, что я пытался перебрать пирамиду из компакт-дисков, пока она не рухнула на пол с оглушительным треском, подняв над собой облако пыли. Тогда я ногой раскидал диски по полу, выбрал оттуда один диск, а остальные сложил в мешок и вынес на лестницу — вдруг кому-то пригодится (мешок исчез минуты через две).

Диском, который я оставил на память, была Nirvana, альбом «Smells like teen spirit» — тот, самый знаменитый, где на обложке младенец плывет за насаженной на рыболовный крючок купюрой. От Нирваны я страшно фанател в подростковом возрасте, самоубийство Кобейна, как и смерть Цоя, переживал как личную трагедиею. Пусть говорят, что музыка Нирваны пустая, бессмысленно-яростная, что это протест, ведущий в никуда. Пусть себе говорят, ничего они не понимают. А я вставил заслушанный до дыр диск в дисковод, и теперь целыми днями крутил одну и ту же коматозно-заторможенную песню: «Something in the way». Такую же фальшиво, отвлекающе-медлительную, как походочка Валенка, но со сжатой пружиной внутри, с подавленной энергией, каким я был сам, когда нес всякую чушь, а сам готовился ему врезать.

Эта песня лучше всего отражала мое настроение и состояние.

Прошло две недели после моего приключения, начиналась третья.

Жизнь вернулась в прежнее русло. Собственно, она из нее и не выходила. Так, небольшое приключение. Познакомился с девчонкой. Подрался в пивняке. Сколько раз это со мной бывало — и не сосчитаешь.

И в то же время я нутром чувствовал: что-то во мне изменилось после знакомства с Ники. Особенно — после драки с Валенком. Не то чтобы я как-то глобально переродился и стал другим человеком. Нет — но что-то сдвинулось с прежнего места. Так маленький камешек катится с горы, увлекая за собой остальные, все крупнее и крупнее…

Или еще точнее: что-то такое, что раньше спало — проснулось. Но что именно — я и понятия не имел.

Может быть, Ники могла бы мне объяснить? Я очень часто думал о ней. Практически, все время. Но она больше не появлялась, а сама телефона не оставила. Сказала — «увидимся».

«Увидимся» — это же не обещание. То же самое, что «я сама тебе позвоню». То есть — вообще ничего. Собственно говоря, на что я рассчитывал?

«Ну и слава богу! — говорил я себе. — От этих типов одни неприятности».

А потом страшно боялся, что она больше не появится.

Мне не спалось по ночам, а потом я целый день дремал на работе за компом. Или сидел в коматозе, ни о чем не думая, а потом вдруг просыпался и бегал как заведенный. Иногда накатывало — хотелось еще раз с кем-нибудь подраться до крови, до полусмерти. Желательно с ментами из Приморского РУВД, лучше всего со всеми сразу. Почти каждую ночь неведомая сила влекла меня на улицу.