Когда пошла третья неделя после драки, а Ники все не появлялась, я начал впадать в уныние. «Как не стыдно! — уговаривал я себя, пытаясь бодриться. — Взрослый человек, а все о чудесах мечтает, ха-ха-ха! Как подросток! Хотя сейчас и подростков таких не осталось: все только карьере и думают с детского сада…»

«Ты, Алешка, как не от мира сего» — говорила матушка, обязательно при этом вздыхая. Смысл фразы с годами менялся от «особенный» до «никудышный».

Мама позвонила вечером, дважды уточнив, не на работе ли я, и нет ли кого-нибудь со мной рядом.

— Ты чего шепчешь? — с любопытством спросил я. — Простудилась?

Из ее туманных полунамеков я наконец понял, что речь пойдет о страшном — о перемене работы.

— Папа сказал, что у них в фирме освободилась вакансия! Правда, не твой профиль, там скорее надо размещать заказы, — ну я в этом не понимаю ничего, но ты же молодой, ты сориентируешься быстро…

— Зачем мне это надо? — разочарованно спросил я.

— Алеша, там же деньги! Ты знаешь, какой там оклад?!

— Мне и нынешняя работа нравится.

— Да уж, — едко заметила мать. — Мне-то можешь про нее не рассказывать. А уж зарплата просто сказочная! Одними сказками и расплачиваются. Как все будет хорошо… лет через двадцать!

Тут мне возразить было нечего. Матушка почувствовала слабину и принялась уговаривать меня еще активнее:

— Папа уже намекнул насчет тебя Петровичу, а тот обещал подумать. Завтра ждет твоего звонка! Ты уж произведи на него позитивное впечатление… Оденься поприличнее, рубашку чистую надень! Принеси диплом…

Я скривился.

— А почему папа сам мне не позвонил?

— Ну, ему неудобно…

Хотя именно мне полагалось мучиться от комплекса неполноценности — особенно теперь, когда немолодой папа преуспел, а молодой я остался все в той же заднице, — все происходило в точности наоборот. Кажется, отец сам испытывал передо мной вину. Потому что в школьные годы внушал мне, что лучше его специальности на свете нет, а в девяностые, ошеломленный тем, что творилось в оборонке, не догадался меня отговорить.

«А мог бы стать юристом или бухгалтером!» — укоризненно сказал я себе маминым голосом.

Внезапно я решился. Все, к черту дурацкие фантазии — становлюсь хозяином жизни! Завтра иду прогибаться перед папиным шефом. Петровича я хорошо знал — с виду весельчак, балагур, душа нараспашку, только почему у него постоянно кого-то увольняют?

Я пообещал матушке завтра позвонить и предложить свою кандидатуру.

Она и обрадовалась, и растерялась. Сама она так и не смогла уйти из НИИ. Да и этого Петровича тоже знала не хуже меня.

Положив трубку, я с удовлетворением отметил, что депрессия отступила.

«Вот что значит позитивная цель в жизни!» — похвалил я себя. И приказал — забыть о Ники! С девочками-эмо и байкерами-убийцами все кончено. Возвращаюсь в реальный мир. Унылый и бесцветный, зато привычный и спокойный.

Вечером я лег спать, мысленно репетируя разговор с будущим шефом.

Ночью мне приснился сон. Слишком яркий и реалистичный, чтобы казаться просто сном. Но уж лучше бы он не был таким реалистичным!

Мне снилось, что я, как обычно, стою среди ночи возле северного окна, вглядываясь в темноту. Вот только сияющих новостроек больше нет.