– Да ты ж вдвое старше всех девок там будешь. Давай домой дуй. Баиньки.

– Ну, не вдвое…

– Вдвое, вдвое. Им по шестнадцать. Или ты уходить не хочешь? Тебе мало? – Герой-любовник лихо запрыгнул на меня и прижал к кровати. – Давай, у меня еще полчаса есть.

– Мне достаточно, – отчеканила я, – выше крыши!

Смела его с себя, оделась за пять минут и уже в дверях не удержалась:

– Богатый жизненный опыт подсказывает мне, что домой ты меня не проводишь.

– Чё?

– Да ничё!!! – выпалила я, хотя на языке вертелось выражение гораздо хуже.

15 июня в 10 часов утра я ушел в «загул».

Нет, не подумайте, со мной такое редко бывает. Это не похоже, например, на запой, потому что пью не больше обычного. Просто на какое-то время прячусь от человечества, отключаю все телефоны и не открываю дверь даже на крики «Пожар!» или вопросы типа «Это не ваши пять штук баксов под дверью валяются?».

Хуже всего, что «загул» всегда обрушивается на меня внезапно и я не успеваю никому об этом сообщить. На работе первое время очень переживали по этому поводу, потом директор – физик по образованию – выяснил эмпирическим путем, что срываюсь я не чаще одного раза в год, и коллективу пришлось смириться. Неделю «загула» потом просто вычитали у меня из отпуска. Один черт, я отпуска никогда не догуливаю.

Вот жена – та переживала и пыталась помочь. Вместо того чтобы оставить меня в покое, садилась напротив и нежным голосом уговаривала меня поделиться своими проблемами. Кончалось это тем, что я либо швырял в стены табуретками, либо бил стекла в межкомнатных дверях. Потому что проблем никаких не было – была неодолимая потребность послать весь мир в задницу и не позволять приставать ко мне, пока я не перебешусь.

Вот Машка – она сразу эту мою особенность приняла. Поэтому, наверное, и задержалась при мне на целых три года. Может, надеялась впоследствии меня вразумить? Кстати, при ней мои «загулы» почти прекратились.

Почти, но не совсем.

15 июня в десять я, вместо того чтобы пойти на работу, методично обесточил все средства связи, включая домофон и дверной звонок, и лег спать. Проснулся в восемь вечера и направился к холодильнику. По счастью, он был полон. В прошлый раз шиза подкосила меня при почти абсолютном нуле провианта, и целую неделю я питался консервированным зеленым от времени горошком.

Поел, принял душ и завалился на диван с томом Шекли.

Это был тот случай, когда чтение заменяет размышления.

За неделю отшельничества я основательно выел холодильник, отрастил щетину «а ля Леонид Парфенов», выпил полбутылки водки и освежил в памяти сокровища американской фантастики.

К 22 июня меня отпустило. Как обычно, невыносимо болела голова – нет, башка. Ощущалась общая вялость. Ничего не хотелось, но воля уже начинала беспокойно шевелиться. Я убрал на кухне и побрился. Мир по-прежнему пребывал в заднице, но уже хотелось познакомиться с новостями. Телевизор ничего не дал, и я врубил компьютер. Истосковавшийся по информации модем фирмы «Асогр» радостно заверещал. Почтовый ящик ломился от предложений увеличить самое необходимое и тематических рассылок. Писем от живых людей практически не оказалось – даже от моей далекой провинциальной подруги.

Теперь оставалась самая неприятная часть выхода из кризиса: следовало обзвонить наиболее близких знакомых и извиниться (перед теми, кто в курсе моих странностей) или что-нибудь наврать (тем, кто не в курсе).

Первый звонок по праву принадлежал Машке.

– Привет, – сказала она, и в голосе прозвучала усталая мудрость, – опять?

– Ага, – согласился я, – понимаешь…

– Да понимаю, – усмехнулись в трубке, – все понимаю.