«Странно, – попытался удивиться я, – я же ни с кем никогда не мог спать лицом к лицу». Но тут я заметил, что нос у Кати ужас какой симпатичный, с маленькой нахальной горбинкой. Он был достоин поцелуя и получил его. А под носом оказалась пара приоткрытых мягких губ…
…На кухне что-то звякнуло. Я очнулся от приятных воспоминаний и переключился на приятные предвкушения.
Катя, естественно, сидела на моем месте и пила из моей чашки. А еще она сделала бутерброды. Я съел один. А потом…
Может, она в эти бутерброды подмешала чего-нибудь?
Я сидела, обняв руками любимую желтую чашку. У меня было странное ощущение. Что-то вроде дежа вю. Я чувствовала себя совершенно как дома, за окном светило солнышко… и тут на кухню зашел заспанный Сергей.
«Сейчас рычать начнет!» – пронеслось у меня в голове. Но я даже не успела как следует испугаться, потому что рычать никто не начал, а совершенно наоборот. Начал мурчать.
– Куда ты ушла, я проснулся, а тебя нет, идем обратно, чего ты вскочила в такую рань, какая ты вкусная…
– Я голодная.
– Я это сейчас исправлю, пойдем…
– А поесть?
– Вот какие вы, женщины! Кстати, я тоже есть хочу.
Сергей начал добросовестно поглощать мой второй бутерброд. Поразительно, что это не только не вызвало раздражения, а, скорее, умилило. Я поймала себя на том, что мне в нем все нравится. То есть абсолютно все. Нравится, какой он сонный и непричесанный. Нравится, что он тоже не пытается ничего изображать, даже не пытается за мной ухаживать. Зато, с другой стороны, и не пытается делать вид, что эта ночь для него ничего не значит…
– Ты красивая.
– Спасибо.
Что-то со мной происходит, я краснею, как школьница. Почему-то простые слова пробирают покруче навороченных комплиментов. Или дело в том, кто их говорит? Ужас какой-то. Бабе тридцать лет, а она замирает от счастья, потому что кто-то назвал ее красивой… А может, виновата бессонная ночь? Из-за нее руки трясутся и сердце где-то в горле стучит?
Сергей протянул руку и начал добросовестно стряхивать с меня крошки. Через минуту я пытки не выдержала и закрыла глаза, через две мы были уже в постели…
Как меня не уволили на той неделе, непонятно.
Редакцией я руководить перестал. Не имеет права ведущий редактор соглашаться со всем, что ему предлагают подчиненные. Наглая Рита дошла до того, что звонила мне и сообщала, что она «убрала второй указатель в книге, потому что он, во-первых, не нужен, во-вторых, это сильно затянет сроки, в-третьих, вы все равно согласитесь». Надо было ее отругать. Обязательно надо было отругать, а не угодливо хихикать.
«На выставку» я уходил раз сорок. Главный технолог Алексей Павлович (в миру Лешка) настойчиво расспрашивал меня, чем на выставке поят и ублажают посетителей, что я хожу такой счастливый.
Да не счастливый я ходил – просто усталый и вымотанный! Хотя нет, и счастливый тоже. По-счастливому усталый. Такая усталость, что ее хотелось еще и еще. Катьку я к себе забрал с вещами. Не выдержал после третьего сообщения, что она что-то там забыла в синей сумке.
– Вот что, Катерина! – сказал я строго. – Знаю хороший способ сократить твои пробежки между соседними домами. Давай-ка я притащу сюда твою синюю сумку. А заодно красную, желтую, черную и все остальные. А то сплошная беготня и расход времени.
Катерина не возражала. Тем более что перемещаться по улицам стало опасно – похоже, все дураки Москвы выехали в эти дни на дороги.
Зато я за короткий срок постиг массу искусств. Я умел набирать SMS-сообщения одной рукой на ходу, умел испаряться с важных совещаний в самый разгар дележки денег, умел изображать глубокую задумчивость, а не идиотски улыбаться, как того требовала природа. |