После свадьбы был объявлен рыцарский турнир. В общем, свадьбу сыграли отлично, всё было бы описано в прессе, будь в этом отсталом мире пресса — и Аллочка парадоксальным образом чувствовала себя почти счастливой.

Сама королева дала ей выпить пунша.

— Слава Богу, — признательно сказала Аллочка, отхлёбывая — и от жидкого огня чуть не подпрыгнула. После пунша рука Хнуро на талии не показалась ей чем-то неправильным, а потом она видела только его золотые глаза.

Меч, оставленный у ложа, осыпанного хмелем, что-то ворчал, но о нём временно позабыли.

Песнь шестая,

в которой Избранная встречает Зло лицом к лицу

Семейная жизнь с Хнуро странным образом прояснила Аллочке многие вещи.

Хотя бы то, что у них не было собственного дома.

Они жили в королевском дворце, на птичьих правах. Своего у Хнуро, саркастического бессребреника, из имущества были только лютня, тряпки театрального вида, меч и косматый козёл, стоящий в королевской конюшне. У самой Аллочки было всё то же — минус козёл, плюс подаренные государыней драгоценности. Ни капли респектабельности в этом браке не было — и Аллочка никак не могла понять, нравится ей это или нет.

Скорее, не нравилось.

Мужчина должен обеспечивать семью. Ей хотелось, чтобы у Хнуро были замок и земли. За такого лаборданца, как он, приличная девица могла бы выйти замуж только по личной просьбе короля или по большой любви.

Но с большой любовью вышло странно.

Во-первых, Аллочка каким-то образом в первую же брачную ночь оказалась в супружеской постели, и это оказалось вовсе не гадко, чтобы не сказать сильнее. В отличие от тех немногих мужчин, которые встречались Аллочке на Земле, гоблин каким-то образом понимал, что нужно делать, и был нетороплив и нежен. Ещё Аллочке нравились его глаза и мускулы — металл, обёрнутый бархатом. Приходилось признать Хнуро вышесредним любовником.

Во-вторых, Аллочка раздражалась от этой мысли, потому что гоблин совершенно не подходил под её представления о мужчине мечты. Она обожала роскошные гладкие тела в голливудском стиле, а тощий гоблин был словно из стальной проволоки скручен, причём — неровно: кости торчали из него углами, везде, где только можно, а всё остальное покрывали старые шрамы. Вдобавок, кожа гоблина отливала явственной прозеленью. Будь Хнуро хорош собой, Аллочка решила бы, что он движется плавно, стремительно и хищно, как кошка, но поскольку он был всего лишь хромым горбатым гоблином, ей оставалось сказать себе, что у него неплохая реакция — и только.

В-третьих, у Хнуро начало получаться то, что не выходило ни у кого: Аллочка вдруг заметила, что запоминает слова местного языка. Гоблин тыкал пальцем, называл предмет и смеялся — и Аллочка тоже называла и смеялась, как-то само собой выходило. В каминной, с королём и королевой, она ухитрялась заговаривать с чудовищным акцентом, смеша их до колик — и ей самой становилось весело.

И Аллочке всё чаще больше хотелось пересмеиваться с Хнуро, чем разговаривать с мечом. Меч не лез с советами; Аллочка решила, что он ревнует, хоть и меч, а не мужчина, но тут случилось удивительное событие.

Через неделю после свадьбы Аллочка проснулась поутру одна. Обычно Хнуро вставал ни свет, ни заря, появлялся с куском запечённого паштета или пирога, кувшином молока или блюдом с ягодами — в этот раз она села в постели, куда не принесли завтрак, обиженная и раздосадованная.

— Муженёк не придёт, — скучно сообщил меч.

— Это почему? — огрызнулась Аллочка.