Оля вела Оскара к набережной. Справа стоял мятно-зеленый дворец, на крыше которого толпились, словно робкие самоубийцы, десятки непропорционально больших статуй. Впереди площадь сужалась в величественный мост; на берегу напротив виднелись два необъяснимых румяных строения, смахивающих на подпиленные и разукрашенные маяки.

– Ростры, – сообщила Оля, мало что этим прояснив.

– А что они делают? – спросил Лунквист.

Она указала на загнутые клинообразные выступы, которыми ощетинились колонны.

– Корабельные носки.

Носы, догадался Оскар. Может, столбы служили выставкой пиратских трофеев. Он хотел перейти мост, но вместо этого они повернули налево, пошли вдоль пустынной набережной. Невдалеке два льва с шарами под передними лапами стерегли лестницу, ведущую к воде. У причала стоял хлипкий парусник-ресторан, с заметным креном закованный в лед. Внутри гремело радио или телевизор. Неторопливый, но пронзительный мужской голос декламировал что-то сквозь метель помех.

– Вот так, – сказала Оля. – Ельцин ушел.

– Что?

– Ничего. По-моему, уже Новый год. С новым годом.

– С Новым годом.

На другом берегу во тьму рванула пара петард.

Они остановились на ступеньках, приглядываясь. Низ лестницы уходил под лед, создавая впечатление, что та продолжается до самого дна реки. Оскар сильнее стиснул Олину руку в своей бескостяшной лапе; девушка придвинулась так близко, что пар ее дыхания затуманил ему очки. Он поцеловал бы ее прямо там, на месте, но под хвостом у правого льва шумно обжималась другая пара, и Оскар застеснялся. Они пробежались обратно наверх.

Метров через тридцать за львами обнаружилась статуя Петра I с топором, собственноручно вытесывающего нос очередного корабля. Она смотрелась совсем новой, но колено Петра уже успели до блеска отполировать туристские зады. Такое нагромождение красот показалось Лунквисту почти неприличным. Серьезному мегаполису не пристало столь остервенело себя украшать. Он даже собрался что-то на эту тему сказать, но тут они набрели еще на одного Петра, верхом на лошади верхом на гаде верхом на камне.

Набережная то и дело предлагала им короткие спуски, ведущие к укромным платформам и закуткам на уровне воды. Каждый раз при виде ступеней Оскар обещал себе, что утащит Олю вниз и поцелует, и каждый раз трусил и не решался. Она же продолжала идти в быстром, почти деловом темпе, украдкой бросая на него взгляды и улыбаясь своим мыслям. Они прошли мимо наполненного праздничным шумом французского консульства; изнутри в окно стукнула пробка, несомненно, покинув бутылку очень хорошего шампанского.

– Хочу быть француженкой, – вздохнула Оля. – Нужно было учить французский, а не английский.

– Но мы бы тогда не смогли разговаривать, – резонно отметил Оскар.

– Значит, мы бы делали что-то еще, – сказала Оля и положила голову ему на плечо. Оскар решил, что на следующей лестнице обязательно ее поцелует.

В этот момент лестницы закончились. Перед ними из морозной мглы вырос железный мост, чем-то напоминающий нью-йоркские. Оля потянула Оскара налево, уводя его через набережную в город, прочь от волшебной реки.

– Куда мы идем? – спросил Оскар.

– Я живу в Коломне, – объяснила она. – Отсюда коротко.

– Ты живешь?..

– Ты sosulka, – сказала Оля, улыбаясь. – Тебe надо чай.

Откровение, что они и впрямь идут к ней домой, было столь ошеломительно, столь чревато последствиями, что Лунквисту понадобилась пара кварталов, чтобы полностью осознать этот факт.