«Мы здесь, Лёва, ни при чем, История включила саморегуляцию», — мрачно поправил Завьялов.

Жюли прытко перепрыгивала со ступеньки на ступеньку. Сверху, на повороте к анфиладе второго этажа за непослушной собаченцией наблюдал огромадный охранник в чинном пиджаке и знатно отутюженных брюках. Его туда поставили, дабы отслеживать гостей, проявивших любопытство к хозяйским спальням (сейфам). Несанкционированное ушастое проникновение заставило сикьюрити проявить расторопность. Не обращая внимания на побежавшего вслед за питомицей мужика в однозначном прикиде, охранник бросился за резвой собаченцией!

«Ай да Жюли, ай да сучья дочь!» — наблюдая за отвлекающим маневром мадам Капустиной, восхищенно присвистнул генерал. Уворачиваясь от растопыренных охранных рук, Жюли-Жози стремительно проскользнула между ног охранника; сикьюрити — отчетливо чертыхаясь! — ринулся следом.

Лев Константинович тихонько пошагал вверх по пологим ступеням…

Не известно, как резво смогла бы передвигаться крошечная собачонка, не будь в ней человека. Но в тот момент чиа-хуа-хуа проявила потрясающую скорость! Прижав к спине трепыхающиеся волосатые ушки, Жози неслась по анфиладе, огромадный охранник за ней не слишком поспевал. Собачка заскочила в какую-то комнату, через секунду выскочила обратно…

Охранник на анфиладе уже не появился. Впечатленный генерал предположил, что Жюли изобразила нырок под кровать или за шкаф, сейчас сикьюрити пытается на карачках разыскать в большой спальне крошечную собачонку…

Жюли тем временем подбежала к соседней двери и быстро забарабанила в нее передними лапами!

Давать Иннокентию команду на проникновение не понадобилось. Едва жена обозначила дверь, за которой скрывалась Инна, Капустин осторожно ее приоткрыл…, впустил Жюли…

— Ой, — донеслось до генерала и Завьялова, — простите…, миль пардон, мадам… Моя собачка такая проказница! — и залопотал на непонятном языке.

— Что? — раздался из комнаты «простуженный» гундосый женский голос. — О чем вы говорите? вы иностранец?

Кеша старался во всю! Бормотал и извинялся, «ловил» Жози, отчетливо гремел какой-то легкой мебелью…

— Вон отсюда!!! — раздался грозный рык дочери юбиляра. — Во-о-он!!!

Капустин пулей выскочил за дверь. На пороге столкнулся с охранником. Предъявил тому ушастое алиби в плюшевой юбочке и, буркнув «простите великодушно, моя собака вечно что-то учудит!», с видом невозмутимого гладиатора (борца отнюдь не со львами, а собственными шавками) зафланировал к лестнице.

Два интеллекта ему мысленно аплодировали с нижней ступени: на светлых брюках «голубка» разливалось большое влажное пятно. Исключительно для появившегося на лестнице бодигарда, стилист ворчал:

— Проказница! Опять мне брюки измочила! — остановился напротив генерала, капризно надул подкрашенные блеском губы: — Я не могу в таком виде здесь оставаться! Я уезжаю! — вихляя бедрами, устремился к выходу на улицу.

Уже на крыльце Завьялов тихонько спросил Иннокентия:

— Кеш, это что — Жюли тебя так у д е л а л а?

Капустин обиженно покосился на генеральское лицо:

— Еще не хватало. Это я в комнате Инны вазу с цветами на себя опрокинул. — И лукаво хмыкнул: — Но получилось достоверно, правда?

* * *

Вещи собирали в спешке. «Тревожный чемоданчик» генерал собрал загодя, но в связи с тем, что обстановка обострилась, добавлял в рюкзак боеприпасы и перевязочный материал.

Миранда успевала наябедничать на Зою Павловну:

— По крыльцу ей, видите ли, захотелось прогуляться! — ворчала.