Ли Бреккет. Цитадель утраченных лет
Глава 1. СТРАННОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ Тьма. Ничто. Пустота и голос, который говорит ему из невидимых глубин: — Вспомни, кто ты… Тяжело и больно, когда тебя так будят. Все же он пытался ответить. И не мог. Он сказал: — Я не знаю… — Нет, ты знаешь. Ты сможешь вспомнить, если постараешься. Кто ты? Голос все мучил его холодно и настойчиво, и, чтобы это прекратилось, он в отчаянии пытался вспомнить. Казалось, он должен знать… Он знал когда-то… — Я… Пауза. Нащупывание чего-то рядом, и затем: — Я Феннвей. — Ага, — сказал голос — Хорошо. Вот видишь, ты знаешь, ты можешь вспомнить… Ну, а теперь, где ты, Феннвей? Где? Он опять ответил: — Я не знаю. Туманы были густы, и он начал уставать. Но голос продолжал: — Ты идешь, Феннвей. Кругом — улица, дома, люди. Куда ты идешь? И вдруг он понял, что знает. Конечно, знает. Он, должно быть, уснул, и ему пригрезилось, что он не знает. Он шел по Американской авеню. Он только что покинул свою контору в Центре Рокфеллера. Сгущались сумерки, падал мелкий снег. Ему видны были громадные башни города, устремленные в небо, на их выступах белел снег, они сияли мириадами окон, а выше, в дыму, мелькали огоньки самолетов. Он сказал, отвечая голосу: — Я в Нью-Йорке. Сейчас зима, и я иду домой. — Хорошо. А теперь — год. Какой сейчас год, Феннвей? — Я устал, — сказал он. — Я хочу спать. — Назови мне год, Феннвей. Год. Он неуверенно сказал: — Год, когда я родился, год, когда я женился, год, когда у меня родился сын. Тот год, этот год… Я не… Да, 1987. Он устал. Голос начал ослабевать, спасительная тьма усиливалась. — Феннвей, — ему показалось, что голос задрожал от сильного возбуждения. — Феннвей, а Цитадель. Ты знаешь о Цитадели? — Цитадель? — Какая-то струна внутри дрогнула от прикосновения этого слова, струна страха, обреченности и отчаяния. — Может быть, этого не случится, — пробормотал он. — Может быть, они ошиблись. Цитадель… Я не могу думать о Цитадели. Дайте поспать! И он дал себе упасть в объятия тьмы. Откуда-то издали он услышал голос, называющий его имя, и другой голос, который предупредил: — Осторожнее, не принуждай его. Ты же знаешь, как это опасно… На мгновение ему почудилось, будто он видит их лица, громадные, колеблющиеся в пустоте, что была над ним. Бородатые, светлые и ненавистные лица мучителей. Ему показалось, будто он слышит голос, который сказал со сдерживаемым торжеством: — Еще раз. Еще раз — и он вспомнит. Затем все пропало: и видение, и звук, и любое другое ощущение. Был только сон, глубокий-глубокий, была ночь безмолвия и забвения. Дневной свет. Узкий луч света, красный, скорее ржаво-красный, на каменном полу. Он долго лежал, глядя на свет, не понимая, откуда он, не понимая ничего. Голова у него была тяжелая, будто тележка с железным ломом. Он был заперт в крохотной каменной каморке. Было очень тихо. И, если не считать одного-единственного луча света, — темно. Он не мог вспомнить, видел ли он это место когда-либо раньше. Он взглянул на светлый луч и принялся размышлять, и размышления эти были долгими и туманными. Он думал, кто он, где он и почему. Когда-то он знал. Когда-то он помнил имя, место и причину. Но они ушли за пределы воспоминаний. Он подумал, что это должно было испугать его. Но нет, ничуть, он был растерян, обеспокоен, но не испуган. Не сильно испуган. И вдруг он что-то вспомнил, дрожа и покрываясь холодным потом. |
