– - На копейку, что ли? спросилъ квасникъ, выхвативь стаканъ изъ-за пазухи. Пить, такъ пить, отвечалъ Ванька, подумавъ не много, наливай на грошъ! Квасникъ налилъ, Ванька выпиль, стянулъ у него пятакъ, отдалъ за квасъ, да еще три копейки сдачи взялъ!

Гни сказку готовую, что дугу черемховую! Смотри, Демьянъ, не нажить бы беды, тройка наша храпитъ, того гляди понесетъ! -- Понесетъ? спросилъ Демьянъ, а плеть на что? -- Да разве ты плетью держать станешь? -- Острастку задамъ плетью, такъ и возжей слушать станутъ. -- Эй, Демьянъ, кобыла подъ гору побьетъ. -- Нетъ, разве я ее побью, такъ это скорей станется, отвечалъ опять сватъ; а самъ стегнетъ вправо, стегнетъ въ лево -- рысакь пошолъ черезъ пни, черезъ кочки, только держись супонь да мочки! Пристяжныя въ кольцо свиваются, изъ постромокъ порываются, глаза, словно у зверя, наливаются. Уснули, вздремнули, губы надули, я разбужу, подниму на ходули! Валяй, не страшно, будетъ набрашно -- ой ударю! Гни сказку готовую, что дугу черемховую!

Такими и иными, той же масти, проказами ремесла или художества своего прославился Ванька нашъ до того, что деды наши сложили про него сказку: о воргь и бурой коровгь. Сказка эта вырезана въ лицахъ, на лубке, не то на дереве, расписана широкою кистью медянкой, вохрой и киноварью либо сурикомъ; она продается въ матушке Москве

белокаменной на Никольской улице въ книжной лавке Василья Васильевича Логинова, и начинается стихами: Злоумышленный воръ некій былъ, во многіе грады для кражи ходилъ, и уже шельмованъ былъ неоднократно, и то ему было невнятно! Въ этой-то сказке въ лицахъ, о воре и бурой корове, нашъ Ванька играетъ лице не бурой коровы, а вора. Многіе, такъ продолжаетъ

сказочникъ, ремесло его знали и ничего у него не покупали; Ванька объ этомъ не плакалъ, не тужилъ, а чистыя денежки удилъ да ловилъ. Но онъ таки не спускалъ, где трафилось, и товаромъ, у него дня не проходило даромъ. Случилось ему однажды черезъ деревню итти и къ крестьянину по пути ночевать зайти. У мужика была бурая корова, не дойная, такъ тельная, статна и здорова. Корова моя, подумалъ Ванька, все дело въ томъ, чтобы ее увести, да себе хлопотъ не навести. Утро вечера мудренее, а у Ваньки на почине и пальцы подлиннее. Легъ онъ, задремалъ, на заре всталъ, корову со двора согналъ, и подъ дорогой въ орешнике привязалъ; а самъ на разсвете воротился, будто за добрымъ чемъ проходился, и легъ, где лежалъ, словно ни въ чемъ не бывал ь. Поутру хозяинъ его разбудилъ, да тюри ему накрошилъ; Ванька за хлебъ, за соль его благодарилъ, а хозяинъ, собираясь въ городъ, его спросилъ: А куда тебе, сватъ, итти? пойдемъ вместе коли по пути! Ванька сказалъ, что идетъ въ ближайшій градъ, а крестьянинъ тому и радъ; надломили хлеба, Богу помолились, и вместе въ путь-дорогу пустились. А Ваньке не хочется покинуть коровы, ну какъ пойти и прійти безъ обновы? У него, про случай давнымъ давно съ три короба затей припасено. Говоритъ мужику: ты, сватъ, меня здесь маленько обожди, не то я и нагоню, пожалуй себе иди, а я, по дороге у человека побываю, не засижусь, не бось, только должка попрошаю -- давно, признаться онъ мне продолжился, хоть и скоро отдать разъ десять побожился; хоть ужъ и не деньгами съ него взять, а чемъ нибудь, только бы захотелъ отдать. Правду же, сватъ, люди говорятъ: не дать въ долгъ остуда на время, -- а дать ссора на веки! А мужикъ придакнулъ; говорить: иди, да скорей назадъ приходи; а я сниму лапоть съ ноги, да погляжу, не то соломкой переложу -- не намять бы ноги, беда бедой какъ прійдешь въ уездный городъ хромой!

Ванька пошелъ, корову отвязалъ, и ведетъ какъ свое добро, будто за долгъ ее взялъ. Мужичекъ нашъ на нее гляделъ, гляделъ, а таки наконецъ не утерпелъ; говоритъ: ну, воля твоя, а это, волосъ въ волосъ, буренушка моя! А Ванька плутъ ему отвечаетъ: неужъ-то похожа? бываетъ, сватъ, бываетъ; чай твоя кости, мясо да кожа, да и моя то же; напрасно сходство тебя въ сомненіе вводитъ; ты знаешь, и человекъ въ человека приходитъ; корову эту я у мужика за долгъ взялъ -- и то насилу его засталъ; ходишь, ходишь, посталы обобьешь, да съ темъ же опять и отойдешь! Ой, сватъ, послушайся ты моего слова простова, а стоитъ онъ, ей, ей, дорогова: не дать въ долгъ -- остуда на время, дать въ долгъ -- ссора на веки! -- Что клеишь, говоришь, и красно ты баешь, да коровы твоей отъ моей не распознаешь! А станешь ее дома держать, аль, можетъ, поведешь куда продавать? -- Ванька, увидевъ, что мужикъ крепко чего-то добивался, да и струсивъ, чтобъ въ городе кто не придрался, и вспомнивъ, что его тамъ всякій уже зналъ и потому ничего у него не покупалъ, сказалъ: хотелъ бы продать, теперь денегъ мне нужно, время тяжелое -- да только крепко недосужно, кабы ты, землячекъ, ее по рынку поводилъ, я бы тебя после благодарилъ, поставилъ бы тебе вина полкварты, назвалъ бы братомъ, да объигралъ бы въ карты! Мужикъ говоритъ: пожалуй, я продамъ, да выручку, не бось, сполна отдамъ.