Я могу двигаться снова.

А тварь на крыше только и ждет этого. То и дело топает по железу – на случай, если я про нее позабыл. Так барабашка сильней давит на ступеньки скрипучей лестницы перед спальней, когда долго не обращают внимания. Хочет напомнить: здесь я, никуда не делся.

Я не позабыл, будьте уверены. Переступаю через останки Пророка, и от моей тени разбегаются тараканы. Их здесь полным-полно. Я поднимаю пистолет Пророка. Силуэт пистолета перед глазами обрисовывается светящейся линией, и система выдает опознание: «М-12 “Нова”, легкий автоматический пистолет».

Пустой. Как же я ненавижу, когда люди берут машину и возвращают с пустым баком.

Топ-топ, с потолка сыплется пыль.

– Морпех, добро пожаловать на светопреставление!

Это электронный голосок процессора зажужжал в ухе – но я все равно шарахаюсь. Шарю глазами по тактическому дисплею, пытаюсь уразуметь, где сигнал связи. Когда смотрю на иконку, та светится. Интерфейс по движению глаз – умно.

– Все системы подключены, – сообщает электронный голос. – Эн-два работает в нормальном режиме параметров.

Это не связь – сам нанокомбинезон говорит, гребаные электронные мозги. Мутновато звучит на верхних регистрах – динамик поврежден, что ли?

А голос-то как у Пророка.

– Отмечаются небольшие структурные повреждения в межреберном пространстве и связях баллардовых топливных элементов, оценочное время ремонта нанокомбинезона – двадцать шесть минут. Оценочное время лечения оператора пока недоступно.

А-а, дерьмо какое, похоже, эта штука подделывается под голос Пророка. Интонации узнаваемые, но чуть прислушаешься, и ясно – не то.

Я гляжу по сторонам, отыскивая пистолет, нож или на худой конец подходящую дубину. И наконец понимаю, где я, – в здоровенном ангаре вроде портового склада. Стою я в проходе между рядами придвинутых к стене зеленых судовых контейнеров, они без маркировки, если не считать намалеванного по трафарету красного креста на дверце каждого. Оружия никакого, но пол усыпан гильзами – значит, есть надежда отыскать патроны. Проход через десять метров упирается в глухую стену, под ней тлеет огонек затухающего костра, сложенного из ломаных ящичных досок. Просочившийся солнечный свет падает на крыши контейнеров слева. Кажется, с другого конца есть выход, просвет между контейнерами с одной стороны и кучей здоровенных решетчатых клеток, похожих на гигантские тележки из супермаркета, набитые тряпьем. Судя по жужжанию, где-то там неисправный трансформатор или распределительный щит.

Я двигаюсь – и тварь на крыше тоже начинает двигаться.

Наверняка выслеживает.

И еще – в клетках вовсе не тряпье.

И жужжит не трансформатор.

Бля.

Из этих клеток ноги высовываются. И руки. Некоторые с виду почти нормальные, а другие обезображены нарывами, наростами. Среди тряпок и трупов что-то блестит. Я еще не успеваю подойти поближе, разглядеть, как уже знаю: оно на меня смотрит. Оно и в самом деле смотрит – только во лбу у него аккуратная круглая дыра. Повсюду мухи – ползают, жужжат, копошатся, выписывают радостные петли над нечаянным счастьем.

Я смотрю на пол, на гильзы, рассыпанные по полу осенними листьями. Гильзы от стандартных армейских патронов.

Ни на ком из лежащих в клетках нет военной формы. По меньшей мере двое одеты как врачи из операционной.

У меня в голове не укладывается. Злые инопланетяне, мой спаситель, вышибающий себе мозги, тварь на крыше… и вот теперь массовый забой чертовых штатских. Остолбенев, я не сразу обращаю внимание на новую яркую иконку, мигающую в левом верхнем углу. Ощущаю только легкое раздражение, будто вспомнить силюсь что-то и не могу.