Изменить размер шрифта - +
В «Ла-Вуале» ужинали поздно. Как бы то ни было, но незнакомец уже в доме. Итак, кто — Адам или Дорис? Появился Арно, прикрывая за собой дверь. Он остановился на пороге и смотрел на нее с противоположной стороны маленького холла. Она смотрела на него.

Почему он здесь? Если бы он захотел ее видеть, Дорис, без сомнения, сказала бы, что Хона пошла в клинику и, вероятно, вернется поздно, воспользовавшись приглашением Адама провести вечер вместе! Внезапно ее охватил страх. Она спросила хриплым голосом:

— Что случилось? Дорис? Она, она попала в аварию? С ней все в порядке?

— Дорис прекрасно себя чувствует. Гораздо лучше, чем в последний раз, когда я ее видел. Она дома, — успокоил Хону Арно.

— Я знаю. Она поехала туда на вечер… на ужин. И вы тоже…

— Я? Вы меня удивляете. Мне казалось, что я здесь.

— Но почему? Для чего?

— Увидеть вас.

— Почему вы решили, что я дома? Дорис должна была сказать вам, что я намеревалась вернуться поздно.

— Если бы вас не было дома, я бы ожидал вашего возвращения на пороге. Повторяю, я пришел, чтобы встретиться с вами, только с вами и ни с кем больше. Встретиться наедине, к чему я стремился, как вы помните, и раньше.

— А в этот раз? — спросила она с беспокойством. — Что сейчас?

Арно ответил не сразу. Потом низким голосом, звучащим почти зловеще, он сказал:

— В этот раз причина другая. Причина в мужчине и женщине. Можно сказать, это единственная причина, которая что-то значит. Хона…

Арно выговорил ее имя с просящей интонацией, почти с мольбой. Он подошел к ней, освободил ее руки от всех этих расчесок и шампуней и взял их в свои.

Одно его прикосновение заставило Хону понять, что она совершенно беззащитна перед ним. «Он не ограничится тем, что будет держать вот так мои руки», — подумала Хона. Когда же она попыталась освободить руки, он сжал их сильнее.

— Не знаю, что это за причина, касающаяся нас с вами, но для вас я всегда была лишь сообщницей в заговоре. Вы сами так сказали.

Она заметила, что Арно пытается вспомнить что-то.

— Это было в ночь, когда я осмелился поцеловать вас, рассчитывая на вашу взаимность, но получил в ответ ледяное безразличие. Я был тогда круглым идиотом! Я должен был понимать, что момент неподходящий. Вы считали тогда, что, устроив вам очную ставку с Боннером, я заставил вас говорить полуправду, участвовать в сомнительном предприятии. Верно?

— Нет, не верно, — ответила Хона. — Для меня не было необходимости лгать Боннеру. Но мне казалось, что вы целовали меня лишь потому, что я была рядом и честно выполнила наше соглашение.

— Казалось? И потому вы сказали мне «нет»? Я же заставил себя сказать вам «нет», когда снова поцеловал вас — уже в ярости.

Хона осторожно взглянула на него:

— Сказала «нет», потому что не верила в ваше желание услышать от меня «да». Я убедилась, что была права, когда вы снова поцеловали меня, поцеловали так, как будто ненавидели.

— Ненавидел ваше «нет», потому что хотел вашего «да». Хочу сейчас и всегда. Но вы имеете преимущество. Женщине достаточно сказать «нет», мужчина же должен спросить, устраивает ли женщину его «да». Вы не представляете, как должна быть уязвлена гордость мужчины, если его «да» будет отвергнуто. Тогда он стремится отомстить даже тем, кого любит. А некоторые субъекты настолько закомплексованы в своей гордости, что не способны спрашивать у женщины ее мнение. Я не спрашивал вас, хотя ждал… ждал несколько месяцев возможности спросить.

Быстрый переход