Когда молчишь, легче сойти за умного, а вступишь в разговор и сразу обнаружишь недостаток знаний. Зато хороших слушателей любят все, нужно только уметь держать себя в руках. Ульвхедин владел этим искусством в совершенстве.
А вот молодых трудно было назвать хорошими слушателями. Они без конца пререкались, перебивали друг друга, каждый старался доказать свою правоту. Ингрид не хотела признать, что ей недостает знаний, поэтому она часто проявляла упрямство и нарочно злила Дана. Ульвхедин нередко скрывал улыбку. Ингрид высказывала самые безумные теории и, на беду, делала это с такой убийственной логикой, что Дан тратил много времени и сил, доказывая их несостоятельность.
Однажды путешествие приняло опасный оборот. Они заночевали на почтовой станции в Гудбрансдале, и один похотливый крестьянин полез к красивой Ингрид. Она только улыбалась, но Дан возмутился и хотел вмешаться. Ульвхедин обычно не заходил туда, где собиралось много народу. Не хотел пугать людей своим видом.
Ингрид сделала Дану знак, чтобы он не беспокоился, и легко отделалась от крестьянина, тихо сказав ему несколько слов. Крестьянин оторопело посмотрел на нее и поспешил уйти.
Позже, когда они остались одни, Дан и Ульвхедин спросили у Ингрид, что она сказала назойливому ухажеру.
Ингрид беззаботно пожала плечами.
— Сказала, чтобы не лез к девушкам, коли болен дурной болезнью!
— Но, Ингрид! — Дан был потрясен ее бесстыдством. — Откуда ты это взяла?
— А он все время думал, как бы я не заметила, что он болен. Не бойтесь за меня. Я привыкла справляться с такими горе-кавалерами.
— И как же ты это делаешь, смею тебя спросить? — Дану казалось, что они коснулись скользкой темы.
— Подумаешь, это очень просто! — прощебетала Ингрид. — Достаточно сказать, что они потеряли способность любить, и они тут же становятся похожи на пустую кишку из-под колбасы.
Дан покраснел, как рак, а Ульвхедин грозно надвинулся на Ингрид.
— Девчонка! Откуда тебе все это известно? Про мужчин?
— От твоего сына Йона, конечно, — ответила она, лучась улыбкой.
— Что? — голос Ульвхедина был похож на раскат грома.
— А что тут такого? Или вы забыли, о чем иной раз говорят дети? Это же естественное любопытство!
— Полагаю, и Йона ты кое-чему научила? — тихо спросил Дан.
— Можешь не сомневаться! Но это было уже давно. С тех пор мы выросли и стали стесняться друг друга. Некоторое время.
— А потом? — мрачно спросил Ульвхедин.
— Потом у нас появились другие интересы. Я подглядывала за солдатами, которые целый год жили у нас в приходе, а Йон — за вашими служанками… Ой, это я зря ляпнула, Броня ни в коем случае не должна об этом знать.
— Ты хочешь сказать, что у моего сына были шашни со служанками? — грозно взревел Ульвхедин.
— Ты с ума сошел! Для него не существует никого, кроме Брони! Но он говорил мне, что ему бывает очень приятно, когда он подглядывает за крепкими деревенскими девушками — у них так заманчиво колышатся груди…
— Хватит, замолчи! — оборвал ее Дан. — Не старайся быть более вульгарной, чем ты есть.
— Вы сами меня спросили. Ульвхедин всегда считал Йона образцом нравственности и не хотел, чтобы он имел дело с такой испорченной девчонкой, как я. Так что, Ульвхедин, получай!
Ульвхедин опустил голову.
— Дело не в этом, Ингрид. Должно быть, я чересчур опекал Йона. Но у тебя всегда были такие блестящие способности, а Йон был просто умный мальчик, каких много. Мне хотелось защитить его.
Ингрид кокетливо склонила голову на плечо. |