|
Но той эта идея не казалась столь уж блестящей. Имея определенные достоинства, вариант Рамбая имел и серьезные недостатки. Найти дупло подходящей величины для всех вместе, да еще и с имуществом, не так-то легко, и им пришлось бы разбиться, минимум, на три группы. Кроме того, хоть охранять вход и проще, чем вести круговое патрулирование, но ведь и выход, в случае нападения, тоже один… И доводы Рамбая, и контрдоводы Инталии казались Ливьен в равной мере логичными.
– Пойми, – как могла убедительнее заговорила она. – Я – не вождь. Я не могу… Но он перебил ее: – Ты можешь! Рамбай знает, можешь! Чтобы вот тут был свет, – он ткнул пальцем в диадему. – И они бы все тебя послушались. Это так. Но не была она уверена в необходимости прятаться в дуплах! К тому же, она твердо решила не пользоваться Знаком, если можно обойтись без этого. Как горько предстоит ей вскоре пожалеть об этой своей принципиальности!.. Но сейчас она решила применить маневр. – Да, милый, ты, конечно, прав. Ты – умный. А я – глупая. Я забыла… Но сейчас уже поздно что-то менять. Пойдем, закончим нашу работу, а в следующий раз сделаем все так, как ты говоришь. Рамбай подозрительно покосился на нее, затем, что-то недовольно ворча, выполз наружу. И они вновь принялись за укрепление палатки. Черная туча уже полностью закрыла небо, и последнее крепление они устанавливали в полутьме. Чаща дышала сыростью и свежестью. Бабочки поспешно разбежались по палаткам, чтобы одеть на крылья предохранительные флуоновые чехлы. (Кроме часовых, которые позаботились об этом еще перед заступлением на пост.) Рамбай флуон одевать отказался. Справившись с застежками, Ливьен вместе с мужем выбралась обратно наружу. Они уселись у входа; гроза – зрелище редкое. Лес окутала мгла и над лагерем нависла какая-то глухая придушенная тишина. Словно ЧТО-ТО готовилось к прыжку… И Ливьен поняла тревожную нервозность Рамбая. Минута ползла за минутой, каждая – словно тяжелая жирная капля ртути. Но вот внезапно небо на миг осветилось, расколотое на куски многохвостой серебряной змеей. И грянул гром. Такой силы, что у Ливьен перехватило дыхание.
8
И повис над землею туман, туман, И неясно, куда лететь. И спросил соплеменников Дент-Дайан: «Может, нам и не нужно лететь? Мы готовились долго, но, знайте, и там Есть не только жизнь, но и смерть…» Плотные и черные, словно струи нефти, обрушились потоки воды на тонкую перепонку над их головами. Подул холодный промозглый ветер, и Ливьен, зябко поежившись, хотела было забраться внутрь, но Рамбай вдруг громко рассмеялся и обнял ее. Она удивленно всмотрелась в его лицо и заметила в обращенных к небу глазах странный возбужденный блеск. – В такую грозу мое племя поет песни, – сказал он, не дожидаясь ее вопроса и не опуская головы. Вода бьет по листьям, листья – как струны. И каждый садится у края дупла. И Рамбай садился и свешивал ноги вниз. И вода била по ногам. Ноги – как струны. – Он снова диковато хохотнул и перевел взгляд на Ливьен, словно ожидая ее одобрения. – А почему… зачем вы пели? – вместо этого спросила она. – Весело, – ответил он и отвернулся, как будто объяснил странное поведение своих соплеменников более чем исчерпывающе. Они помолчали. Рамбай снова посмотрел на жену, прочел на ее лице недоумение и, поджав губы, словно говоря, – «эх, горожанки, ничего-то вы в жизни не понимаете», – пояснил: – Льется вода и стрекочут небесные цикады. Они хотят убить Рамбая, а ему – не страшно! В дупле сухо и тепло. |
