Кота такой поворот событий несказанно обрадовал. Он «испуганно» выгнул спину, шерсть его распушилась, пасть издала громкий шипящий звук… Но этот псевдоиспуг моментально перешел в баловство. Кот неожиданно упал, перевернулся на спину и, задрав морду, чтобы не потерять бабочку из виду, несколько раз поочередно то правой, то левой передними лапами легонько ударил ее по бокам. Относительно легонько. Ливьен не сумела удержать равновесия и в какой уже раз свалилась на землю.

И тут кот взвизгнул. В этом звуке уже не было игры. Ливьен удивленно подняла глаза. Кот снова стоял на ногах. Тряся головой, он старательно тер лапой нос, словно пытаясь избавиться от назойливого муравья. Нет, не от муравья, а от вонзившейся в плоть стрелы. Стрелы дикарского лука!

Ливьен огляделась, но никого не увидела.

Раздался упругий свист, и еще две стрелы угодили в цель: одна – рядом с первой, другая застряла в кончике кошачьего уха, пробив его насквозь.

Кот обиженно мявкнул и, потеряв всякий интерес к Ливьен, грациозными прыжками умчался в чащу. Но облегченно вздохнуть она не успела. Слетая с травянистых листьев папоротника, к ней высыпало не меньше двух десятков вооруженных луками диких бабочек-ураний. Все они были самцами. Их одежду составляли лишь набедренные повязки из свежих цветочных лепестков, тела были покрыты черными и фиолетовыми разводами боевой раскраски.

Сложив крылья и бесшумно, как водомеры по озерной глади, скользя по мху, они окружили Ливьен.

Обессиленная, она сумела подняться только на колени и стала поспешно поправлять одежду. Но это не очень-то удавалось ей: ударяя, кот зацепил когтями воротник форменной шелковой блузы, и все ее левое плечо было теперь оголено, а вместе с ним наружу стремилась и маленькая упругая грудь.

Все так же беззвучно кольцо дикарей, убедившихся, что цивилизованная самка безоружна, подтянулось к центру, и множество рук и спереди, и сзади принялись ощупывать ее, стягивать с нее лохмотья. Глаза самцов горели вожделением, а лепестки их набедренных повязок не скрывали эрекции.

Душевных и физических сил Ливьен хватило лишь на то, чтобы, стоя на коленях и обхватив себя за плечи, дергаться и не позволять дикарям касаться груди.

Еще не успели на ее лице высохнуть слезы отчаяния, вызванные издевательством кота, как хлынули новые – слезы унижения и страха перед насилием. Но мало-помалу ее душу стала наполнять ярость.

«Грязные похотливые тараканы», – прошептала она. И придумать ругательство обиднее было, пожалуй, трудно: регулярные наплывы тараканьего племени – бич Города маака. Непрошеные гости не кусались, не являлись разносчиками инфекций и не были слишком уж прожорливы. Но они были ПРОТИВНЫ. Противны, огромны и ужасно плодовиты. Еще вчера твое гнездо принадлежало только тебе, и вдруг за одну ночь его оккупировала толпа невесть откуда взявшихся тварей высотой по щиколотку и такой силы, что, не будь они пугливы и осторожны, они вполне могли бы сбить тебя с ног. Они везде бесцеремонно суют свои грязные усы, они топчутся по обеденной подстилке, переворачивая посуду… Ночью, когда ты спишь, они могут даже пройти по тебе, того и не заметив; или наоборот – выясняя, съедобна ли ты, усами и лапками тебя ощупывать… Точно так же как сейчас эти дикари. Мерзость! Тараканов следует уничтожать!

Ливьен вскочила на ноги и, сжав кулаки, оглядела трусливо отпрянувших самцов.

– Ну, давайте, давайте, подходите, тараканы! – взвизгнула она, крутанулась всем телом в махаонском боевом приеме и ударила пяткой в челюсть ближайшего дикаря. Затем расправила крылья для полета – пусть уж они лучше расстреляют ее своими стрелами…

Но не тут-то было. Левое крыло оказалось поврежденным. Да будь оно и целым, взлететь ей не удалось бы все равно: жадные руки самцов уже ухватились за края ее крыльев, и теперь она не могла даже повернуться, чтобы ударить кого-нибудь еще.