У нее замерло сердце.

– Перестаньте! Никогда больше не делайте этого! Это невыносимо. Чего вы добиваетесь? Я еду туда не ради себя, а только ради Эндрю! Не надо из-за этого наказывать меня. Ребенок нуждается в вас.

– Но вы мне нравитесь! Хотя я сознаю, что в вашей компании делаюсь в некотором роде сумасшедшим, то, что я испытываю, очень близко к влюбленности. Вы можете проверить это на деле.

Тут уж Кэтриона окончательно разозлилась.

– Вас побуждает к этой дикости потеря собственного ребенка? Он погиб из-за вас. Хотя разве это вас когда-нибудь волновало? Вы только играли в игры и даже не видели его.

Несколько секунд Доминик не двигался, лицо его исказила гримаса боли. Потом он заговорил медленно, осторожно, стараясь сдерживать себя:

– Я видел его. Он выглядел маленьким, как восковая кукла; глаза его были закрыты. Никогда не забуду эти крохотные пальчики. Мне показалось, что он улыбается синими губами. Леди Арнхэм послала мне его тельце для похорон.

Кэтриона, притихнув, испуганно смотрела на него; сердце ее разрывалось от боли.

Доминик с трудом улыбнулся:

– Вы, несомненно, правы. Мой сын умер из-за меня. Из-за моего возвращения в Англию у Генриетты случился выкидыш. Но я не знаю, что движет мною сейчас и есть ли связь между событиями.

– Мне очень жаль, – отрывисто сказала Кэтриона. – Извините.

– Отчего же, я заслужил это. – Доминик поднял на нее глаза. – Жизнь продолжается, Кэтриона, и моя жизнь – тоже. Поэтому я и играю в игры с дьяволом. Вот и все. Мне нечего скрывать. А вот вы почему таитесь от меня? Какие у вас секреты?

– У меня нет никаких секретов. Я только хочу, чтобы вы заявили свои права на Эндрю. Это все.

– Вы лжете, черт побери! Кто настоящая мать Эндрю?

– Генриетта. – Кэтриона упрямо вскинула подбородок.

– Неправда. Мой мертворожденный сын был первым и последним ребенком моей жены. Вы для чего-то хотите использовать меня, и сам сатана не разгадает причину. Если из-за денег, так попросите!

– Не из-за денег. Но больше я вам ничего не скажу.

– Тогда какого дьявола вы взываете к милосердию?

Доминик сел напротив нее. Кэтриона отвернулась, накинула на волосы шелковую шаль и закрыла глаза. Было слишком рискованно рассказывать ему правду; к тому же она не хотела, чтобы он видел ее слезы.

Когда карету резко подбросило, Кэтриона проснулась. Снаружи раздался громкий треск; экипаж снова подпрыгнул и остановился. Через окно не было видно ничего, кроме деревьев, которые стояли плотной стеной, как в густом лесу.

Доминик, упершись спиной в спинку сиденья, держал в руке пистолет; в тусклом полусвете его волосы отливали серебром.

– Что случилось? – в испуге прошептала она. Доминик быстро перезарядил оружие. Значит, это он выстрелил только что.

– Возможно, разбойники.

– Возможно?

– Мы в Шервудском лесу, час назад проехали Ноттингем. Похоже, эти веселые ребята не из банды Робин Гуда. – Доминик щелкнул затвором. – Пока они упорно не хотят обнаружить себя...

За окном прогремел еще один выстрел.

– Проклятие! Кого же это черт накликал? – Доминик положил руку на подоконник и через открытое окно направил дуло в густые сумерки. – А ну, стой!

Над головой у них прогремел следующий выстрел – это стрелял из мушкетона кучер. Кэтриона сползла с сиденья и скорчилась на полу, рядом с мокрыми ботинками Доминика. Услышав лошадиное ржание, она живо представила себе настороженные уши животного, а также кучера, перезаряжающего свое оружие.

Доминик выстрелил, и сразу совсем близко от них что-то зашумело.