– Тот человек, насиловавший Кристину, это ты?

– Да. Прощай, меня убьют, если узнают, что я тебе что-то говорил по телефону.

– Последний вопрос...

– Никаких вопросов.

– Володя, я умоляю! Ты мне должен...

– Давай, говори быстрее...

– Этот арбалет, который принесла Кристина...

– Ничего она не приносила. В ту ночь, когда я тряс Кнушевицкого, в меня из него выстрелили.

– Кто?

– Не знаю, – явно солгал Эгисиани. – Я шел к калитке, в меня пальнули, мои люди бросились к месту, с которого стреляли, но этот человек перелез через забор и убежал.

– Тебя ранили!?

– Разумеется. В самое сердце...

– Ты был в бронежилете...

– Конечно...

– Арбалет вы нашли под забором?

– Да, на той стороне. Арбалет и початую пачку "Парламента".

– Еще один вопрос...

– Никаких вопросов! Забудь обо мне. Прощай! Я жалею, что не успел тебя трахнуть. Ты была бы довольна.

– Я выкинула твой алмаз! – истерично выкрикнула Марья Ивановна в уже замолкшую трубку.

* * *

После разговора походив по комнатам безхозной мегерой, Марья Ивановна выкурила на унитазе сигарету, затем села у трельяжа подкраситься – общение с косметикой и зеркалом успокаивает женщину, как ничто другое.

– Ну что ты так расстроилась? – выбрав губную помаду, спросила она у своего отражения.

– Меня обманули...

– А брось! Ты обманула, тебя обманули! В следующий раз будешь умнее. И что у тебя за дурацкая манера все ему рассказывать?

– Мама говорила: исповедуйся, не носи в себе ложь... – отражение, закончив подкрашивать губы, взялось за карандаш. – Неправда, говорила, выедает душу и сердце, и человек становиться похожим на прогнившее дерево, забывшее упасть.

– А ты в церковь ходи! И исповедуйся батюшке. И всем будет хорошо. И тебе, и ему, и батюшке.

– Батюшке исповедоваться? А что, это идея...

Марья Ивановна, подмигнув своему отражению, прошла в гостиную, уселась в кресло и представила, как они со Смирновым сталкиваются в церкви. Она, счастливая, уже исповедовавшаяся и получившая отпущение грехов, и Смирнов, за этим отпущением идущий. После девушки с пухлыми алыми губками и силиконовым бюстом.

Мотнув головой, женщина вытрясла из нее видения и задумалась о вчерашних событиях. Кого же могло так обеспокоить ее, ее со Смирновым расследование? Надо подумать...

Значит, так... Кристина что-то узнала, и ее за это знание убили... А Володя Эгисиани докопался до истины и узнал нечто такое, что способно как карточный домик разрушить благополучие людей, сведших Кристину в могилу.

...Может, обратиться к Паше? Несколько его звонков и все станет ясным?

Нет. Никаких звонков. Не надо оживлять мертвецов. И Смирнов расстроится. К тому же Центнер вторую неделю на своих любимых Канарах греется.

Значит, надо самой обходиться. Что ж, поедем в Переделкино. Уже почти пять, Святослав Валентинович скоро вернется с работы. А к вопросу о том, что знает Володя, можно вернуться позже. Когда все уляжется, и он не будет бросать трубку.

...Нет, что-то меня определенно к нему тянет. Они такие со Смирновым разные. Диаметрально разные...

15. Склеп Кристины

Евгений Александрович, поехал к своему однокашнику по очной аспирантуре, который, давным-давно забросив геологию рудных месторождений, работал в полугосударственной организации, ведавшей регистрацией частных предприятий. Тому понадобилось несколько минут, чтобы установить, что Владимир Иосифович Эгисиани помимо ресторанчика на Тверской имеет еще один на Сретенке.