Узкая, тесная, для лучшей звукоизоляции встык обитая коробочками из-под яиц, она здорово походила на вертикальный гроб. Сходство портили только небольшое окошко с видом на Диму за пультом и микрофон на штативе.
Поймав мой взгляд, звукореж потыкал пальцем в наушники и надел их. Я сделала то же самое (только пальцем не тыкала) и деловито изрекла в микрофон:
— Раз! Раз, два, три, четыре, восемь!
— А где пять, шесть и семь? — улыбнулся звукореж.
— С ума сойти! Он не заикается, когда работает! — приятно удивился мой вутренний голос. — Ну слава богу! У тебя появился шанс благополучно сделать эту начитку и не убить ни его, ни себя! Я уже начал думать, что придется вернуть аванс, а не хотелось бы…
Я кивнула — да, возвращать полученные денежки было бы очень неприятно.
Звукореж, на радость мне обретший дар человеческой речи, принял мой кивок за сигнал готовности и дал отмашку:
— Раз, два, три… Пишем!
— Шторку! — напомнила я.
Ну есть у меня такой бзик — не люблю делать начитку, когда на меня кто-то таращится. Коллеги об этом знают и специально для меня оснастили окна в звукоизолированных каморках кто ширмочкой, кто жалюзи. Дима вот шторку приспособил, явно кто-то из бывалых ему о моей привычке рассказал. Приятно: мы с этим Димой еще и знакомы не были, а он уже хлопотал, желая мне угодить. Решено: не буду его обижать.
Звукореж задернул занавеску, скрывшись с глаз моих, и мы начали работать.
Через час я вышла из студии, душевно попрощавшись со звукорежссером, который снова начал заикаться, как только снял наушники, и потому надолго застрял на своей финальной реплике:
— Да… Да… Да…
— Полагаю, это «До свиданья», хотя вполне может быть что-нибудь более эмоциональное, вроде «Да здравствует обеденный перерыв!», — рассудил мой внутренний голос.
— Да, есть уже хочется, — согласилась я, хлебнув водички из стаканчика, прихваченного на дорожку из студии — в горле после долгой громкой читки першило.
Взглядом я ассоциативно поискала в окрестностях потенциальный источник вкусной и здоровой пищи, то есть Ирку, которая недавно ездила за продуктами на рынок, но подружки в коридоре не было. Внештатная дикторша Соня тоже отсутствовала.
Я проследовала в приемную, по пути зачем-то искательно заглядывая под лавочки, как будто Ирка могла там спрятаться, хотя она точно не могла — не поместилась бы.
— Может, кофе? — предложила мне любезная секретарша в приемной, увидев в моей руке сиротский пластиковый стаканчик с простой водой.
— Спасибо, нет, хотелось бы чего-то посущественней, — отказалась я.
И строго в тему чего-то весьма существенного спросила:
— Вы не видели, моя подруга не выходила?
— Худенькая брюнетка? Она не просто ушла — убежала! — ответила секретарша, артистично округлив красиво нарисованные глаза.
Видно было, что она тоже пожертвовала ради безупречных стрелок на веках утренним завтраком. А ради макияжа в целом — еще и ночным сном. Такое лицо само по себе не образуется! На такое лицо уходит тонна времени и примерно столько же декоративной косметики.
— Худенькая брюнетка — это не моя, — отказалась я, помотав головой, потому что менее подходящее описание Иркиной внешности трудно было придумать. — Моя подруга похожа на Венеру Боттичелли, только постарше и размера Три Икс Эль!
— Такая? — Секретарша, продолжая таращить глаза, указала наманикюренным пальчиком мне за спину.
Я обернулась и узрела в открывшемся дверном проеме сияющую искренней радостью подружку. |