Через какое-то время мой демарш забывается, а надобность в хорошем ведущем становится острее того зуба, который держит на меня обидчивое начальство, и тогда меня вновь призывают на телевизионный фронт. Подумав, поспорив и выторговав условия, которые в полной мере никогда не соблюдаются, я возвращаюсь под камеры, потому что за годы работы пиарщиком, журналистом-фрилансером и свободным писателем так и не смогла преодолеть зависимость от прямого эфира.
Кстати, о зависимости. Надо выяснить, что там с публикацией графоманских стишков секретарши Оленьки…
Несколько отдалившись от телевизионного Мордора, я присела на лавочку в уютном сквере с фонтаном и, жмурясь на солнышке, позвонила Ирке.
— Да! Что?! — резко и нервно выдохнула она в трубку в два приема.
— Проблема? — насторожилась я.
— Даже две, и одна из них сейчас лупит другую! — доложила мне лучшая подруга.
— А, ты наблюдаешь за тренировкой? — догадалась я.
Недавно Ирка сдала своих неукротимых отпрысков — пятилетних близнецов Масяню и Манюню — в секцию восточных единоборств, и теперь неизбежные потасовки между мальцами проходят под чутким руководством хладнокровного тренера.
— Лучше бы не наблюдала, — вздохнула подружка. — С трудом остаюсь безучастной! Ужасно хочется перестать быть зрителем, броситься в гущу битвы, растащить противников по разным углам и самой надавать оплеух и им, и тренеру!
— Это было бы крайне непедагогично, — хихикнула я. — Поэтому повернись к битве спиной и переключись со спортивного канала на культурный. Я хотела спросить, как дела с твоей книжкой?
— Как мило, что ты этим интересуешься! — желчно молвила Ирка. — И это после того, как сама же наотрез отказалась рекомендовать мой поэтический труд своим издателям!
— Ты прекрасно знаешь, что мои издатели печатают детективы, — устало — потому что примерно в сотый раз — напомнила я.
— Да, да, а стихи вообще никто не печатает, поэтому я вынуждена издавать книжку за свой счет!
— Тем самым делая большое доброе дело и внося немалый вклад в высокое искусство стихосложения. — Я пустила в ход беспардонную лесть.
— Как настоящий меченос… Мезазой… Мизантроп…
— Меценат, — услужливо подсказала я склеротичке правильное слово.
— Точно! — Подружкин голос в трубке подобрел. — Иногда кому-то надо становиться меценатом… О, да это же стихи!
И она продекламировала с драматическим завыванием, которое напомнило мне о зимней вьюге и заставило поежиться:
— Прекрасно, так что там с изданием чего-то? — Я решительно перерезала пуповину родившему экспромту.
— Ну сейчас над текстами работает корректор, и еще я жду ответа от пары авторов, не определившихся с участием, — нормальным голосом сообщила подружка.
— Ответа и денег? — уточнила я.
— Да, и денег тоже! — с вызовом ответила Ирка. — Это же не моя личная книжка, в сборнике будет полтора десятка местных авторов, и я одна эту групповуху не вывезу. Как говорилось в одном рассказе Олега Генри, Бонифацию не снести двоих.
— Буцефалу, — поправила я, вздохнув. — И О. Генри никакой не Олег. Просто О.
— Нет такого имени! — не поверила Ирка. — Или он китаец?
— Он не китаец. — Я снова вздохнула.
Ну что тут поделаешь? Моя лучшая подруга — не великий знаток мировой литературы, зато изрядный графоман и плагиатор. |