Внезапно она столкнулась с чем-то белым и твердым. Это нечто проехалось по ее лбу, заставило ее втянуть шею в плечи и обхватило за талию с такой силой, что она перестала дышать. Она вскрикнула и услыхала ответный крик, а затем длинную очередь негромких ругательств. Земля еще несколько раз содрогнулась, застучали копыта: это остальные телохранители один за другим перескочили через телегу.

Мара втянула воздух в легкие, и ее тут же замутило: глубокий вдох был ошибкой. Она сглотнула и осторожно открыла глаза.

Она лежала в объятиях принца поперек его седла. Он развернул жеребца, чтобы оценить нанесенный ущерб, и она увидела, как другие суетятся вокруг, успокаивают лошадей. Михал и один из близнецов помогали подняться упавшему Этторе. Итальянец с недовольной гримасой остановил их неуклюжие попытки стряхнуть с него пыль и, слегка прихрамывая, направился к Маре и принцу.

— С дамой все в порядке? — спросил он с беспокойством.

Мара кивнула.

— А вы… как вы?

— Я когда-то был акробатом. Я умею падать, а вот вы… для вас попытка совершить такой прыжок была чистейшим безумием.

— У меня не было выбора.

Она опять закрыла глаза, еще раз сглотнула, по ее телу прошла дрожь.

— Позаботься о своей лошади, — строго приказал Родерик графу.

У них за спиной послышался шум: крестьянин, придя в себя, бросился к ним с громким криком. Это они со своими дворянскими выходками опрокинули его телегу, разбросали по грязи капусту. Он требовал немедленного возмещения ущерба.

— Неграмотный, неотесанный, немытый и гордый собой, — сказал Родерик, глядя на него сверху вниз. — Право проезда, друг мой, принадлежит не тому, кто захватывает его без спроса. Ты сам виноват в своем несчастье, к тому же ты чуть не погубил эту даму. Хочешь это оспорить?

Это было сказано негромким голосом, но в нем явственно прозвучала угроза. Крестьянин побледнел и начал пятиться, бормоча извинения. Трясущимися руками он выпряг лошадь из телеги, вскочил ей на спину и уехал.

Все время, пока шел этот разговор, Мара пролежала на руках у принца, крепко закрыв глаза. Она слышала, как люди вокруг нее двигались, как привели сбежавшего чалого, как принцу доложили, что конь не пострадал. Она почувствовала, как Родерик разжал объятия и поглядел на нее.

— Как вы себя чувствуете на самом деле?

Мара подняла ресницы и посмотрела на него.

— Я справлюсь, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Мне не станет дурно.

Родерик прочел решимость в ее глазах, заметил воинственно выдвинутый девичий подбородок. От него не укрылся промелькнувший у нее в лице страх, вызванный не пережитой только что опасностью и не болью, а нежеланием опозорить себя на глазах у всех. Он ощутил стеснение в груди — странное чувство, незнакомое ему раньше, хотя одновременно, — правда, несколько ниже, — возникло и другое ощущение, вызванное прикосновением ее стройного тела, и вот уж это ощущение точно было ему хорошо знакомо. Непринужденное красноречие, которое он часто использовал как для нападения, так и для защиты, вдруг покинуло его.

— Вы справитесь.

Мара услыхала твердую уверенность в его голосе и позволила себе перевести дух. Тошнота отступила. Только теперь она почувствовала, какие крепкие мужские руки ее держат, какие стальные бедра служат ей ложем. Глаза у него — теперь она их ясно рассмотрела — были синие и глубокие, как море. В них промелькнула тревога. Мара смущенно опустила ресницы и устремила взгляд на красное, смазанное пятно на его мундире.