Куда вы! не спешите оба;

Вам хорошо и здесь у гроба.

Земфира

Мой друг, беги, беги...

Алеко

                         Постой!

Куда, красавец молодой?

Лежи!

Вонзает в него нож.

Земфира

        Алеко!

Цыган

                     Умираю...

Земфира

Алеко, ты убьешь его!

Взгляни: ты весь обрызган кровью!

О, что ты сделал?

Алеко

                        Ничего.

Теперь дыши его любовью.

Земфира

Нет, полно, не боюсь тебя! —

Твои угрозы презираю,

Твое убийство проклинаю...

Алеко

Умри ж и ты!

Поражает ее.

Земфира

                     Умру любя...

Восток, денницей озаренный,

Сиял. Алеко за холмом,

С ножом в руках, окровавленный

Сидел на камне гробовом.

Два трупа перед ним лежали;

Убийца страшен был лицом.

Цыганы робко окружали

Его встревоженной толпой.

Могилу в стороне копали.

Шли жены скорбной чередой

И в очи мертвых целовали.

Старик-отец один сидел

И на погибшую глядел

В немом бездействии печали;

Подняли трупы, понесли

И в лоно хладное земли

Чету младую положили.

Алеко издали смотрел

На всё... когда же их закрыли

Последней горстию земной,

Он молча, медленно склонился

И с камня на траву свалился.

Тогда старик, приближась, рек:

«Оставь нас, гордый человек!

Мы дики; нет у нас законов,

Мы не терзаем, не казним —

Не нужно крови нам и стонов —

Но жить с убийцей не хотим...

Ты не рожден для дикой доли,

Ты для себя лишь хочешь воли;

Ужасен нам твой будет глас:

Мы робки и добры душою,

Ты зол и смел — оставь же нас,

Прости, да будет мир с тобою».

Сказал — и шумною толпою

Поднялся табор кочевой

С долины страшного ночлега.

И скоро всё в дали степной

Сокрылось; лишь одна телега,

Убогим крытая ковром,

Стояла в поле роковом.

Так иногда перед зимою,

Туманной, утренней порою,

Когда подъемлется с полей

Станица поздних журавлей

И с криком вдаль на юг несется,

Пронзенный гибельным свинцом

Один печально остается,

Повиснув раненым крылом.

Настала ночь: в телеге темной

Огня никто не разложил,

Никто под крышею подъемной

До утра сном не опочил.

ЭПИЛОГ

Волшебной силой песнопенья

В туманной памяти моей

Так оживляются виденья

То светлых, то печальных дней.

В стране, где долго, долго брани

Ужасный гул не умолкал,

Где повелительные грани

Стамбулу русский указал,

Где старый наш орел двуглавый

Еще шумит минувшей славой,

Встречал я посреди степей

Над рубежами древних станов

Телеги мирные цыганов,

Смиренной вольности детей.

За их ленивыми толпами

В пустынях часто я бродил,

Простую пищу их делил

И засыпал пред их огнями.

В походах медленных любил

Их песен радостные гулы —

И долго милой Мариулы

Я имя нежное твердил.